— Заходи.

Котов шагнул в кабинет, хмуро кивнул вырисовывавшемуся на фоне окна силуэту и, закрывая за собой дверь, запутался и сделал лишний оборот вокруг собственной оси.

— Ну, что ты топчешься, как новобранец? Будто в армии не служил? — доброжелательно приветствовал его майор Кизяк. — Проходи, садись на стул.

Котов уселся и стал разглядывать царапину на стекле письменного стола.

Минута прошла в полнейшем молчании, только где-то за стеной слащаво тикали казённые ходики.

— А хочешь, я сейчас, прямо отсюда, отправлю тебя в камеру? — сказал Кизяк, неожиданно повысив голос. — К уголовникам?

Молния поразила ослабевшее котовское сознание. Он поднял глаза и посмотрел как провинившаяся собака. Тысячи мыслей промелькнули в одно мгновение, весь хмель слетел, остался только яркий, пронзительный ужас.

— Или не надо? — снова выдержав паузу, поинтересовался Кизяк другим, примирительным тоном. — Или будем дружить?

— Л-лучше дружить, — слабо и угодливо улыбнулся Котов, надеясь, что секундный душераздирающий кошмар обернётся всё-таки для него безобидной шуткой.

Кизяк тоже улыбнулся и сразу перешёл к делу.

— Понимаешь, Дима… Ты, конечно, от этих глупостей давно отошёл, но у тебя ведь должны сохраниться какие-то связи с этими… попами, роками… Ну, группами. Понимаешь?

Уняв дрожь в голове и в шее, Котов попытался сообразить, чего от него хотят.

— Надо подумать.

— Хорошо, подумай. Ну, типа, у кого незалитованная программа, левые концерты. Кто балуется наркотиками.

— Я подумаю.

— Может, у тебя есть знакомые гомосексуалисты? В творческой среде это совершенно нормальное явление.

Котов сразу подумал про Марусина, которого недолюбливал, но всё же отрицательно покачал головой. Не для того, чтобы выгородить, а так, из принципа. Он не мог знать, что обстоятельные отчёты Марусина уже ложились на стол Кизяка ежемесячно, а то и еженедельно.

— Ну ладно. Нет так нет.

Кизяк поднялся и начал застёгивать свой скрипучий дипломат.

— Так что иди домой и подумай.