Его явно неискренняя улыбка еще больше исказилась в ироничном изгибе на левую сторону лица, в то время как глаза и сам взгляд оставались предельно пустыми или даже скорее заблокированными. В общем, ничего хорошего его вид не предвещал, а я уже начинала жалеть, что вообще очнулась и бросилась в этот омут головой, не имея никаких представлений о последствиях, как и о своём ближайшем будущем.

— Я уже и забыть успел, какими же вы бываете не в меру забавными.

— И поэтому мне выпала такая милость пообщаться лично со своим похитителем?

— Вы же тоже время от времени уделяете своим домашним питомцам внимание: кормите их, ухаживаете, гладите и играетесь. А если те начинают плохо себя вести, то и наказываете, при чём не всегда в мягкой форме.

Что-то мне всё меньше и меньше нравился ход его мыслей, а в том, что он всерьёз думал именно так, как и говорил, я почему-то нисколько не сомневалась.

— Ты только что… причислил меня к домашним питомцам? Мне не послышалось? — в этот раз сил хватило ровно настолько, чтобы опереться локтями о кровать и кое-как приподняться над ней, где-то градусов на тридцать-сорок. Но, правда, пришлось пoискать более надёжную опору, чтобы больше не косить глазами по сторонам с чисто вертикального положения. На благо лежавшие за моей головой немаленькие подушечки подошли для этой роли как нельзя кстати. Не представляю, конечно, как на таких спать, но сидеть с их помощью, как выяснилось через пару секунд (когда я к ним с показательным упрямством-таки подтянулась-подползла), оказалось сплошным удовольствием, если бы не вся ситуация в целом и не моё разбито-шокированное состояние.

— Что именно тебя смутило? То, что тебя воспринимают, как за домашнего питомца, вместо того, чтобы использовать по прямому назначению, без лишних слов и бессмысленных прелюдий?

В этот раз я с трудом сглотнула, пропустив по позвоночнику новую волну нервного озноба. Даже скальп на голове будто бы онемел от психосоматического «холода», грозясь покрыть белоснежным «инеем» часть моих волос, (у их корней уж точно).

— Так я питомец, дoнор или… кто-то ещё? — если судить по своему самочувствию, то со мной что-то действительно до этого сделали такое, из-за чего упадок сил и болезненная ломота во всём теле, включая ногти и кончики волос, казались отнюдь нешуточными. Не думаю, что очнулась я после глубокого наркоза, это явно было что-то другое, но далеко не лучшим вариантом, чем хирургическая операция. Отравление? Какие-то тяжёлые наркотики? Тогда почему моё сознание незамутнённое, а эмоции не притуплены или вовсе не отключены?

— Α это уж как тебе самой приятней всего думать. Иногда самообман бывает вполне полезным, если, конечно, придерживаться разумных границ и не переходить допустимых рамок.

— И кто же мне эти рамки обозначит?

Игра в гляделки так и не выявила главнoго победителя. Но это, скорей всего, вина Астона, потому что он и думать не думал во что-то сейчас со мной играться. Просто цинично усмехнулся и впервые посмотрел мне в лицо более внимательным, почти заинтересованным взглядом. И в который уже раз за последние десять (может и меньше) минут по моей спине прошлось реальным физическим «обморожением», не забыв царапнуть шею и затылок. В груди тоже неслабо отдало стылым онемением, особенно по диафрагме и сердцу. Захотелось вжаться в подушки посильнее, а то и вовсе забиться в дальний угол кровати. Только сомнительно, чтобы мне это как-то помогло.

— Я бы мог вообще с тобой не говорить на протяжении всей твоей оставшейся жизни, только приходить за дозой, приносить еду и следить за твоей гигиеной. Многие так и делают, да и я тоже поступал не лучшим образом все последние тысячелетия. — не скажу, что что-то в его голосе изменилось, по крайней мере, ноток сожалеющей горечи я точно там не расслышала. Зато прекрасно расслышала про тысячелетия и про многих.

Ещё раз очень быстро обведя напряжённым взглядом так и не изменившуюся вокруг нас комнату, я опять с заметным усердием сглотнула и с плохо скрытым опасением вернулась к невозмутимому лицу Астона.

— И почему же ты вдруг решил низойти к моей… низкоразвитой персоне?

— Можешь считать это моим праздным любопытством.

— И всего-то делов? — я хоть и усмехнулось, да только мне совершенно было не до смеху. Один из важнейших фактов этого дня мне-таки сумели донести или дали понять без каких-либо бонусных поблажек — со мной будут говорить, возможно даже слушать и меня, но только в том случае, если посчитают нужным.

— Не думаю, что меня может заинтересовать твоё мнение по данному поводу, в том числе какие-то встречные претензии. — он впервые оттолкнулся от спинки тахты и подался вперёд, облокотился о колени и изящно переплёл длинные пальцы в красивый живой замок, при этом не сводя пугающе пытливого взгляда с моих глаз. Надо сказать, в этот раз я уже верила каждoму произнесённому им слову. Во всяком случае, здесь не было больше никого, кто бы мог переубедить и меня, и его в обратном. — Но что ты можешь воспринимать, как за высшее благо с моей стороны, это моё желание разговаривать с тобой и даже время от времени отвечать на твои вопросы. Старайся пользоваться подобной роскошью в разумных пределах и не совeршать заведомо наказуемых для себя ошибок.

— И всё? Никаких длинных списков или протоколов, что мне разрешается делать, а что нет?

— Я думал ты уже большая девочка и прекрасно разбираешься в том, что такое хорошо, а что плохо.