День 43

Кысь

Проснулся — словно включился. Плетнёв открыл глаза, и понял: не дома. Отчего-то первые несколько секунд воспоминания о безумном недавнем дне показались всего лишь странным и жутким сном. Но вот открыл глаза, и понял — где угодно, только не дома. Незнакомая комната. И похожа, если уж начистоту, на больничную палату.

Плетнёв уселся в постели и протёр глаза. Хм… На нём, простите за подробности, не его нижнее бельё. Другое. И кто, простите, раздевал и всё такое? Ни единого воспоминания.

— Где я? — услышал он свой голос. И почти сразу же щелчок — на дальней стороне стены по левую руку возник из ниоткуда дверной косяк, и отворилась дверь. И внутрь вошёл… Травматург. Всё тот же — седовласый, улыбчивый, с ехидным прищуром. Но на этот раз не в нелепом плаще странного покроя, а в совершенно повседневной одежде — джинсы, спортивные туфли, рубашка и свитер.

— Мы в убежище, — сказал он просто. — Ты проспал четырнадцать часов. В том углу есть дверь — увидишь, когда подойдёшь. Приводи себя в порядок, и через пятнадцать минут выходи. Надень вот это, — протянул Плетнёву предмет, напоминающий наручные часы на стальном браслете. — Налево, прямо по коридору до двери с надписью «Столовая». Запомнил?

Плетнёв послушно всё повторил.

— Там всё расскажем. — Травматург кивнул, и удалился. Щелчок — дверь закрывается, и тотчас дверной косяк и самый вид двери тают и пропадают. Вот это да!

— Знаешь, Сергеич, я вот первый раз обрадовался, что московские у нас это дело забрали. — Панкратов приехал не один, а с Варварой. И обе «секретные жены» сейчас общались между собой — в другой комнате. — Такой пистон всем вставили.

Уж да. Такого разноса кабинеты службы не видели уже давно. Когда стало ясно, в общих чертах, куда движется Пришвин, неожиданно последовал приказ: данные «Аргуса» передавать туда-то и туда-то, а новосибирская команда будет подстраховывать. Вот и подстраховали: Пришвина нет, Плетнёва нет, Груздеву видели поблизости от тех мест, где впоследствии появлялся Пришвин с «заложником», но — и её как след простыл. А самое главное — ну ничего особенного нет по тем адресам, написанным на листке бумаги в том злополучном баре «Солярис». Живут там самые обычные люди, всегда на виду, ничего секретного или хотя бы минимально подозрительного.

Пока что единственная зацепка — Галина Петренко, девушка Плетнёва. Но и её пока что нет — уехала на конференцию в Прагу. Скоро будет. И что толку? Куда могли деться два человека из запертой комнаты? Двое спецназовцев не смогли даже припомнить, что с ними случилось. Всё, что нашли — отпечатки пальцев Плетнёва. И всё.

Ах да, надпись губной помадой на столбе близ входа в подъезд, возле которого видели Плетнёва с неопознанным пожилым человеком. И не где-нибудь, а в Красино. Которое никаким боком не по дороге в Засолье. Надпись сообщала адрес морга в Засолье, плюс ещё два слова: «третья ячейка». Если речь о холодильнике морга — так внутри лежит тело неопознанного, выловленного в реке накануне. И что такого важного в этом теле?

— Личность этого, в третьей ячейке, установили? — поинтересовался Колосов.

— Бомж. Приятели его опознали. В миру — Федосеев Павел Олегович, шестьдесят второго. Заснул на берегу реки, сильно под градусом, свалился, и всё на этом. Его имущество уже доставили и изучили. Ничего там нет. Уже подняли всю его родословную, родственников и знакомых шерстим. Чую, Сергеич, зря это всё. Откуда эта Груздева могла знать, кто будет в третьей ячейке? Все странности в её жизни начались вчера. А до того — работа, компания друзей, дом. И так по кругу.

Колосов только головой покачал. И тут зазвонил мобильный.

— Да. Так точно, товарищ генерал. Есть. Так точно.

И отбой.

— Вот доложу генералу, что ты не встал по стойке «смирно»… — проворчал Панкратов. — Я так понимаю, нам приказано во всём этом разбираться? Отправлять людей по этим адресам?

— Отправляй. Там, поди, всё уже затоптали. И знаешь, что? Поручи-ка это Архипову. Может, что высмотрит. Все снимки, все оперативные материалы — нам. Что по Тормышеву?

— Охранников пока не нашли. Но есть следы — они, похоже, решили ограбить хозяина. Дай пару суток, Сергеич, и так не своими делами занимаемся.