Ингвар удивленно посмотрел на воеводу.

— Какая конная полусотня?

— Да ты их уже не видел, тебя несли по правому краю поля. А слева из города в тыл твоему клину ударили конники. Так вот, Олег и развернул своих. Ратников Олега было не больше семи десятков. Развернувшись в цепь, они не дали конникам догнать воинов, что несли тебя. Как только белоозерцы увязли в его стене, он скомандовал атаку. В итоге, переколов всех конников, они прорвались к группе Вадима, которая выносила тебя. Из семидесяти ратников Олега, вставших грудью перед белоозерскими всадниками, осталась около сорока. Да, вот еще что. С утра тебя осмотрел лекарь, он поражается, с какой быстротой у тебя срастаются разрубленные кости. Вот его дословное высказывание: «Через три дня князь сможет встать, а через неделю будет махать мечем и скакать на лошади. Но это невозможно. С такими ранами, если и выживают, то либо становятся калеками, либо лежат месяцами, а затем годами разрабатывают поврежденные мышцы». Никак Перун тебе помогает.

Ратибор улыбнулся и вышел, уступая место Ярославе, которая тут же впорхнула в горницу, держа на руках поднос с едой.

Ингвар выздоравливал с потрясающей быстротой: через три дня он уже мог вставать и гулять по терему, иногда выходя во двор. Для этих прогулок у резчиков по дереву Ярославой была заказана трость, а Людота сделал для нее серебряный набалдашник в виде сокола, голова которого в бою могла быть использована как клевец. Во время этих прогулок Ингвар все чаще возвращался мыслями в тот день, когда он так безрассудно повел дружину на приступ Белоозера. Понадеявшись на воинскую удачу и лучшее оснащение своих воинов, он погубил в тот день почти шесть сотен человек. Это не добавляло ему жизнерадостности. Каждый день во снах ему являлся Ерема, который ложился рядом с ним, показывал на развороченную топором грудь и с укоризной смотрел в его глаза. Лучше бы он обвинял Ингвара в своей смерти, только бы не молчал. Его взгляд подавлял в Ингваре всю тягу к жизни. Потом в горницу заходили простые ратники, кто с отсеченной головой, которую держали в руках, с отрубленными руками и ногами, распоротыми животами. Каждый из них садился напротив Ингвара и, молча, смотрел ему в глаза. Эти ночные кошмары привели его к состоянию, в котором он теперь находился постоянно. Он перестал есть, он боялся спать. Ингвар знал, что, как только закроет глаза, придут они, молодые и не очень, смелые и трусливые. Да и какая разница, какие они, просто в тот день он убил их. Ярослава ничего не могла поделать с его состоянием. Ни ласки, ни задушевные разговоры не помогали. Ее муж их просто не слышал и не чувствовал. Рана начала вновь гноиться, на лице появилась та бледность, которая присуща тяжелобольным людям. Человек, который почти оправился от тяжелейшей раны, медленно угасал. Важные дела взяли на себя Ратибор с Гостомыслом. Первый занимался вопросами дружины, второй города. У дверей Ингвара поставили двух ратников, чтобы никто не смел потревожить князя. Ингвар перестал вставать с постели. Он так ослаб, что его приходилось кормить. Через неделю, когда он не мог больше не спать, князь закрыл глаза и пришли они. Стены горницы все раздвигались и раздвигались, и вот она достигла размеров футбольного поля…. Но Ингвар из последних сил прошептал:

— Перун, бог воинов. Однажды ты меня уже спас, так помоги своему сыну еще раз.

По горнице прокатился раскат грома. Блеснула молния и рядом с кроватью Ингвара с мечем и щитом застыл богатырь. Посмотрев на пришедших, духов он грозно произнес:

— За что вы, храбрые воины, преследуете своего князя, или вам плохо в моей дружине?

Над рядами духов пронесся легкий туман, который на короткое мгновенье скрыл их от глаз Ингвара, когда же дымка исчезла, то унесла с собой все увечья. Перед Перуном и Ингваром стояла дружина в блестящих бронях, сверкающих шлемах.

— Прости нас, бог воинов, — сказал вышедший из первого ряда Ерема, — но мы не можем по-другому. Мы все любим нашего князя Ингвара. Но мощный ведун по имени Святослав произнес на том бранном поле страшный заговор, которого мы не можем ослушаться. Каждую ночь мы обязаны приходить к князю в том виде, в котором умерли, и смотреть на него. И это будет продолжаться до тех пор, пока не умрет кто-то из них.

Выслушав Ерему, Перун повернулся к Ингвару.

— Да, страшный заговор произнес белоозерский князь, и не в моих силах его отменить. Но я знаю способ, как тебе помочь. Либо ты его убьешь Святослава, но сейчас это невозможно. Второй вариант проще и тяжелее одновременно. Заговор, который произнес твой враг, предусматривает молчание с обеих сторон. Ведь ты и раньше пытался разговаривать с мертвыми, но ничего не выходило.

Ингвар кивнул.

— Поговори с ними, я смогу снять этот запрет ровно на одну минуту. Но хорошенько подумай, что ты им скажешь, и что они хотят услышать. Начинай, — сказал бог и отошел в сторону.

Тут же воины приняли прежний ужасающий вид. Ингвар с трудом поднялся с ложа и встал перед ними на колено.

— Ратники Новгорода! Я сейчас не князь, а один из тех воинов, что шел вместе с вами в первом ряду на Белоозерскую крепость. Я преклоняюсь перед вашим мужеством. Моя единственная вина в том, что я не смог привести вас к победе и не погиб вместе с вами. В этой битве пали лучшие сыны Новгорода. Я клянусь, что возьму жизнь колдуна, который не дает вам и мне покоя. Люб ли я вам был, когда был для вас князем?

— Люб, — в один голос ответили духи.

— Тогда давайте вместе разрушим заговор.

И снова легкий туман пронесся над призраками. Перед ним, блестя кольчугами, стояли его ратники. Мечи и копья ударили о щиты в знак одобрения. Время, отпущенное Перуном, вышло. Тот подошел и встал рядом с Ингваром, положа руку ему на плече.

— Отныне и вовеки веков, — произнес он, — я налагаю запрет на этот заговор. Моя молния поразит любого, кто его использует. Об этом, отныне, будет знать каждый ведун, эта надпись появится на всех моих идолах.