— Конечно, пока вы не удостоверитесь, что документы подлинные. Как мы и договаривались.

— Отлично.

Ряженый краском вышел из комнаты, оставив меня в допросной наедине с деньгами. Я очень бережно стал перекладывать пачки с деньгами и столбики с золотыми монетами к себе в жёлтый портфель. Опять-таки старательно корчил умилительные гримасы, а вдруг как-то за мной наблюдают? Вскоре мой собеседник появился опять.

— Вы не откажетесь со мной побеседовать, пока суть да дело? — почти елейным голосом проворковал он.

— Отчего же? Время-то надо как-то убить, простите за столь смелый каламбур.

Впрочем, Пилюлькин не растерялся. А чуть кривовато усмехнувшись, вытащил из кармана золотую монету на цепочке. И тут же стал оной медленно раскачивать перед моими глазами.

— Вы знаете, что простейший маятник, который я вам демонстрирую, прекрасно успокаивает нервную систему. Смотрите внимательно, сейчас на счет пять… Один, два, три, четыре…

Бля… что это за хрень творится в этой Москве, куда ни ткнись, на гипнотизеров наткнешься! Что за мать вашу так очередной последыш Бехтерева нарисовался? Хорошо, что Смирнов с Куниным помогли мне в гипнозе разобраться и научили, как ему противостоять. Еще лучше было то, что я был где-то готов к тому, что могу на такую бяку напороться. В МОЕМ времени и самоубийство Аллилуевой, и убийство Кирова имели очень странные моменты. Казалось, что кто-то настойчиво нашептывал Надежде идею самоубийства, а вот поведение того же Николаева, убийцы Мироныча, так вообще очень походило на поведение человека, находившегося под гипнозом. Мог ли с ними кто-то работать? А почему бы не тот же доктор Пилюлькин? Блин! Что я раздумываю, мне надо какой-то бок поставить!

— Пять! Ваши веки становятся тяжёлыми, вам хорошо, вам спокойной, вы спите, вы спите на море. Пляж, солнце. Вам хорошо, вы будете отвечать на мои вопросы, а потом забудете о нашем разговоре.

Чёрт возьми! Моё сознание как будто погрузилось в какое-то густое желе. И всё-таки видел его, этого доморощенного мозголома, но видел не отчётливо, мозг мой всё больше погружался в сон, но вот этого допустить никак нельзя! Я старался как-то смыть с себя его слова, которые… Смыть! Вот оно! Вспомнил… Это всплыло, как всплывает аварийный буек с тонущего корабля.

Слова, мелодия, всё вместе, они образовали защитную плёнку, я повторял этот куплет, повторял, и моя импровизированная защита становилась более прочной. Сквозь эту плёнку я понял, что в камере появился кто-то еще. Он спросил:

— Готов?

Я эти слова разобрал как слова из далека. Как сквозь вату или поролоновую ткань. Они доходили глухо, но смысл был понятен.

— Смотрите…

Картинка как-то изменилась, я теперь видел только стену, это что, меня уронили на пол? А почему я ничего не чувствую? Хотя, вроде, под гипнозом и не должен. Тут картинка снова изменилась. Опять передо мной был тот же эскулап, доставший зажигалку, понятно, сейчас мне прижжет руку. Что делать, если сморщусь от боли, мне конец.

А хорошо, чувствую, как этот дождь смывает боль. Держу покерфейс. Мог бы пошевелиться? Нет, не чувствую такой в себе силы. Ну и так будет здорово.

— Хорошо, товарищ Здравобредов, я вижу. Перейдем к вопросам и ответам.

— Слушаюсь. Кольцов, ты чекист?

— Нет.

— На кого ты работаешь?