Книги
О селекции людей. Откровения расиста
Как мы будем характеризовать это общество будущего? Я считаю, это может быть лучше всего проиллюстрировано одним словом — неоаристократия. Идеал расового совершенства сочетает и гармонизирует в высшем синтезе доселе противоречивые идеи аристократии и демократии. Я здесь имею в виду не конкретные политические аспекты, принятые этими идеями в разное время, а более широкие аспекты, такие как философия жизни и поведение.
Просмотрев эту фундаментальную борьбу, мы видим демократию, основанную на концепции человеческого подобия, и аристократию, основанную на концепции человеческой дифференциации. Конечно, оба понятия являются в некотором смысле действительными. По сравнению с огромными различиями между человечеством и другими формами жизни, человеческие различия уходят на второй план, и у человечества появляется существенное единство. Большие различия между людьми и сами выделяются, и человечество становится почти бесконечным разнообразием.
Если бы эти различия были чётко признаны, демократия и аристократия рассматривались бы как части более крупной истины, и, возможно, не было бы глубокого антагонизма между ними. К сожалению, обе концепции были сформулированы давно, когда наука была в зачаточном состоянии, и когда законы жизни были практически неизвестны. Соответственно, обе были основаны в значительной степени на ложных представлениях: демократия — на ошибочности естественного равенства; аристократия — на ошибочности искусственного неравенства.
Основываясь на заблуждении, демократия и аристократия плохо работают на практике: демократия стремится к продуцированию разрушения, выравниванию полов; аристократия — к тенденции производить несправедливое, гнетущее неравенство. Это лишь увеличило антагонизм между двумя системами; потому что одна была постоянно вызываемой лечить вред, принесенный другой, и потому социальные беды были приписаны исключительно проигравшей стороне, а не диагностировались в качестве совместного продукта.
За прошедшие полвека демократическая идея получила беспрецедентное господство в мире, а аристократическая идея была соответственно дискредитирована. Настолько полным был триумф демократии, что ему уделяется суеверное почитание, и любая критика его фундаментального совершенства широко рассматривается как своего рода оскорбление величества или даже ересь!
Теперь это нездоровое состояние дел, потому что демократическая идея не является совершенной, но представляет собой смесь истины с ошибками, как «естественное равенство», которое современная наука доказала как несостоятельное. Такая ситуация недостойна эпохи, претендующей на вдохновлённость этим научным духом, чьё основное качество непоколебимо — любовь к истине. В век науки ни одна идея не должна быть неприкосновенной, никаких фактов выше анализа и критики. Критика и анализ должны быть измеренными и научными не простыми вспышками эмоций. Традиционные представления должны получать только рассмотрение с учётом того, что они должны содержать много правды, которая установлена и поддерживает себя. Подобным же образом новые идеи также должны получать рассмотрение до тех пор, пока их защитники стремятся убедить людей и не пытаются забить их мозги. Но, новая или старая, ни одна идея не должна быть сделана фетишем — и демократия не является исключением из этого правила. Как идея, демократия должна быть задумана даже с уважением, считается как нечто, содержащее много правды и сделавшее много хорошего в мире. Как фетиш демократия имеет не больше добродетели, чем фетиш или западноафриканское Жу-жу.
Дело в том, что современная наука безусловна, в результате чего демократическая догма в поле зрения. И настало время, что учёные сказали столь откровенно. Ничто не может быть более смехотворным, если бы не было таким жалким, как международные ученые высказывают свои ожидания (которые явно подразумевают критику демократической философии) с ремарками вроде: «Это не совсем против демократии, вы знаете».
Произвольные соединения истины и заблуждения производят сравнимое не с химическим синтезом, но с механической смесью, примерно такой стабильной, как масло и вода, которая будет вечно разделяться и которую необходимо постоянно взбивать. Понятно, что в такой смеси новый синтез никогда не может произойти.
Поэтому, когда верующих в расовое улучшение обвиняют в «недемократичности», они должны ответить: «Вы правы, науки, особенно биология, раскрыли ложность определённых идей «естественного равенства» и всемогущества среды, на чём демократическая концепция в значительной степени основана. Мы стремимся принимать надёжные элементы в обеих традиционных демократических и аристократических философиях и объединить их в высшем синтезе — новой философии, достойной расы и цивилизации, которую мы визуализируем».
Можно задаться вопросом, почему, если эта новая философия такой синтез, она не может быть названа «аристодемократия» или даже «неодемократия». На что я ответил бы, что у меня нет основных возражений, если мы все согласны по фактам. Этикетки значат сравнительно мало. Это мысли, маркированные, которые заняты.
Тем не менее, в конце концов, этикетки имеют определённое значение. Если они имеют в виду именно то, что они говорят, это, в свою очередь, означает точную информацию в отношении фактов и, следовательно, исключает возможность необоснованного рассуждения на основе ошибочных предпосылок. Теперь я верю, что на данный момент, во всяком случае, новая философия должна называться «неоаристократия»; потому что она включает, прежде всего, отделение церкви от государства демократического культа и реабилитацию дискредитированной аристократической идеи. Несмотря на свои многочисленные необоснованные элементы, аристократическая идея действительно содержит то облагораживающее, что должно быть сохранено и включено в философию завтра. Поэтому сегодня значение аристократического принципа следует подчеркнуть как здоровую интеллектуальную реакцию против чрезмерного перевеса демократической идеи.
Один последний пункт должен быть тщательно отмечен. Когда я говорю о неоаристократии, как это применимо сегодня, я имею в виду перспективы непрактикуемые. В настоящее время нет основных политических изменений, невозможных или желательных. Любая мысль о наших существующих социальных высших классах как «неоаристократах» будет, мягко говоря, плохой шуткой. Мы уже видели, что эти классы, бесспорно, содержат самый большой процент высших штаммов, они ещё нагружены посредственностями и приправлены дегенератами и подчинёнными. Мы должны абсолютно изгнать понятие, что неоаристократия будет увековечивать этот кардинальный порок традиционной аристократии — кастовый. Классы там, вероятно, будут; но эти классы определили свои функции, они будут крайне текучей средой в отношении лиц, которые составляют их.
Достижение неоаристократии подразумевает долгую политическую эволюцию, точный ход которой, вероятно, непредсказуем. Тем не менее, признание цели и основополагающие принципы участвующих должны помочь нам на нашем пути.
Таким образом, это будет гарантированно надолго. В лучшем случае это, возможно, займёт много поколений. Это может занять много столетий. Каковы бы ни были наши нынешние надежды и мечты, силы хаоса могут нарушить цивилизацию и ввергнуть нас в «тёмную эпоху».
Ну даже в этом случае не оставила бы нас вера. Можем ли мы не считать, что эти величественные законы жизни, которые сейчас не выявлены, будут проходить мимо человеческого кругозора, как другие великие открытия, как посев зерна и контроль огня? И, следовательно, не можем ли мы надеяться, что если не сегодня, то в некотором лучшем времени раса будет страховать собственную регенерацию? Сомнение в этом было бы отрицанием, что таинственное изначальное желание, поднявшее человека от зверя, поднимет глаза к звездам.
Иллюстрации
