– Четырнадцать миллионов, если это правда.
– Она не уверена?
– Не говорит.
Деменсио фыркнул. Любой на ее месте давно бы с гиканьем и воплями носился по всему городу.
– Сказали только, что выиграли два билета, – продолжила Триш. – Один купили где-то в Хомстеде, другой – в Грейндже.
– «Хвать и пошел»?
– Ага. Вычислили просто: за всю неделю было продано двадцать два билета «Лотто». Двадцать один учтен. Осталась только Джолейн.
Деменсио снова собрал Мадонну.
– И что она поделывает?
Соседи говорят, сообщила Триш, что Джолейн Фортунс все утро не выходила из дома и не отвечает на телефонные звонки.
– Может, ее там и нет? – спросил Деменсио. Он понес Мадонну в дом. Триш пошла следом. Он поставил статую в углу, рядом со своей сумкой для гольфа. – Давай-ка сходим к ней, – вдруг сказал он.
– Зачем? – Триш не поняла, что задумал муж. Они были едва знакомы с Фортунс, только здоровались.
– Отнесем ей ангельских бисквитов, – предложил Деменсио. – Вполне по-соседски в воскресное утро. В смысле, почему бы, черт возьми, и нет?
Два
Джолейн Фортунс не ожидала увидеть на крыльце Триш и Деменсио, а Деменсио не ожидал настолько увидеть ноги Джолейн. Она вышла в персиковом спортивном бюстгальтере и небесно-голубых трусиках.
– Я не готовилась к визитам, – сказала она сонным голосом.
– Мы зайдем в другой раз, – пискнула Триш.
– Что там у вас?
– Пирог, – ответил Деменсио.
Он был до глубины души поражен прекрасно накачанными икрами Джолейн. Как ей это удается? Он никогда не видел, чтобы она бегала.