Она была леди и потратила ровно столько, сколько дозволяет этикет — не более капельки, однако запах её духов уловили все встречающие. А может, не уловили, а вообразили, потому что никто не мог представить, чтобы такая Женщина не пользовалась духами.
Она выглядела принцессой из сказки и одним своим появлением превратила в истуканов всех, даже Дюка.
Она знала, что так будет.
На секунду остановилась у трапа, позволяя себя разглядеть и восхититься, затем медленно подошла к оторопевшему Бухнеру и негромко произнесла:
— Меня зовут Лаура Най. Вы просили о встрече.
«Я не умею производить радиотаблы, поэтому я вынужден их добывать.
Я должен их добывать, потому что радиотаблы — моя жизнь. Точнее, они — тоже моя жизнь. Мне нужен воздух, нужна пища, мне даже нужен сон, хотя я не понимаю, почему Цезарь не избавил меня от этой привычки… Наверное, хотел, чтобы я как можно больше походил на человека. Внешне. При этом приложил огромные усилия, чтобы я перестал быть человеком внутри.
Он говорил, что ставит эксперимент.
Я считаю, что он мечтал обрести статус Бога.
Сначала Цезарь хотел сделать из меня послушную машину, готовую не задумываясь выполнить любой приказ. Потом вознамерился сделать из меня неуправляемого зверя. Потом просто хотел делать мне больно — мстил за предыдущие неудачи. Потом, когда понял, что ни черта не получается и выглядит он смешно, Цезарь пожелал свести меня с ума.
Он не стеснялся в средствах. Ему было интересно.
Я страдал, он фиксировал мои страдания. Хотел узнать, как долго я буду сопротивляться. Был уверен в своей победе. Сначала. И потому наше противостояние постепенно приобрело черты игры „У кого не хватит терпения“. Жаль, я тогда не знал, что мы играем, и мучился всерьёз. Знал бы — мучился шутя, играючи…
Но всё равно бы мучился.
Я не герой, нет. Так получилось, что, когда Цезарь меня пленил, мне было плохо, и вся моя ненависть обернулась против Цезаря. Ему просто не повезло. И у него не получилось.
А у Бога осечек не бывает.
Цезарь рвал меня, я стискивал зубы так, что они стёрлись. Не шучу, нынешние мои зубы — сплошь импланты. И всякий раз, когда я что-нибудь жую, я вспоминаю те „весёлые“ деньки в лаборатории.
Вспоминаю нашу игру…
И свою победу.
Потому что в конце концов терпение закончилось у Цезаря. Кажется, к этому моменту он заставил меня умереть то ли четырнадцать, то ли двадцать шесть раз… Не помню. После седьмого случая я сбился со счёта… В общем, Цезарь сдался. Он сказал: „Убирайся!“ — и наверняка плюнул бы, если бы мог.
Он сдался.