— Все нам с Ярцевой завидовали. Только мы потом поняли, что Брежнев тебя прилетел награждать в качестве подарка на вашу свадьбу. Я права?
— Вот не зря я тебя умнее всех своих подчиненных сделал. Да, ты права. Ну куда мне пять звёзд? А тебя наградили за дело. Вот закончим с арахнидами и некромогерами и буду ходатайствовать о присвоении тебе ещё одной Звезды.
— А не слишком ли часто?
— Так у нас космонавты за каждый полёт её получают. А у тебя это не просто полёт, а боевой вылет. Разницу чувствуешь?
— А можно ещё что-нибудь почувствовать, как вчера в моей каюте?
— Можно. Так что готовься отдаться вышестоящему начальству прямо на рабочем столе.
— Фи, как это пошло. Но в нашей ситуации я всегда готова раздвинуть ноги в любой позе, в которой пожелает меня трахнуть мой любимый начальник.
— Ты никому не рассказывала о наших с тобой отношениях?
— Только Ярцевой сообщила по секрету. Она же мой заместитель
Как мне всё это знакомо ещё со школы. Вот так же Солнышко два месяца назад говорила, что о наших с ней сексуальных играх она никому не расскажет и что Ленка — могила. Как же это было давно.
Ксюха заметила, что я как-то странно смотрю на неё и спросила:
— Ты чего?
— Ну и что тебе ответила твоя Ярцева? — вопросом на вопрос ответил я.
— Ты же знаешь, что все наши девчонки в тебя влюблены. Поэтому, конечно, она мне позавидовала. Всё спрашивала, как у меня с тобой всё это произошло. Она же тоже ещё девственница.
— Всё с вами ясно. Надеюсь, теперь она найдёт себе другой предмет для обожания.
— Сомневаюсь. Когда они увидят тебя в этой новой форме, ещё больше влюбятся.
В этот момент вернулись принцесса с Трентом, поэтому мы сразу направились в ангар к моему космическому катеру.
— А я смогу твоим катером управлять? — спросила Ксюха.
— Ты же видела, что там нет никакого управления в привычном для тебя понимании. Он управляется ментально, то есть телепатией. Помнишь, как у Гомера в «Одиссее» в рассказе о феаках, жителях Схерии, которые, чтобы «развозить по морям случайно
занесённых на Схерию путников», пользовались кораблями без руля и кормчего, потому, что каждое судно понимало мысли корабельщиков.