– Любой договор живёт, пока есть сила, гарантирующая его выполнение, – спокойно ответил Борис. – И если бритты и французы посчитают соглашение о Проливах невыгодным, то сразу забудут о его существовании. Впрочем – добавил он, вспомнив разговоры о недостатках императора, – я полагаю, что это, возможно, связано с не самой удачной политикой государя.
Колчак, будучи в душе англоманом – он искренне считал англичан величайшими мореплавателями! – было горячо заспорил, осуждая пренебрежение к союзникам, но вдруг осекся и замолчал, поняв в глубине души правоту Анненкова.
Дальнейший путь прошел в ничего не значащих разговорах. По приезде Колчака куда-то увели свитские генералы, а Анненков, немного послонявшись по парку и до одури надышавшись терпким кипарисовым духом, уже хотел идти искать царя, как из-за поворота выскочила Ольга в пышном голубом платье с легкими кружевами, обрамлявшими плечи и вырез на груди.
– Атаман! – произнесла она сердито и топнула ножкой, одетой в туфельку. – Я ищу вас везде, а вы!!!
– Ваше высочество, – Борис учтиво поклонился. – Мне никто ничего не сказал, и я решил, что обо мне забыли. Ну и вот, не мог отказать себе в удовольствии погулять по этому кусочку рая.
– Я прощаю, но только с условием, что ты расскажешь мне о Ковенском деле.
Анненков хмыкнул про себя: Ольга уже несколько месяцев настойчиво требовала «подробностей» этой операции. И он подозревал, что Ольга желает либо романтики, либо каких-то деталей пикантного характера. Борис вздохнул: ни романтики, ни «клубнички» в войне не существует, но стоит ли рассказывать об этом хорошей и доброй девчонке?
– А надо ли? – Борис пошёл по дорожке, увлекая за собой Ольгу. – Поверь на слово, нет там ничего особо интересного. Кровь, грязь, пот и ещё вот ненависть и страх. Такой маленький ад. Да и вся война такая.
– А вы боялись… там? – Девушка подняла взгляд, и Анненков поразился тому, насколько лучистыми были у неё глаза.
– Конечно… – Он кивнул. – Страх – это естественная реакция организма. Страх мобилизует, подстёгивает, заставляет работать на износ. Только нужно уметь держать свой страх в узде и не позволять ему командовать собой.
Ольга уже открыла рот, чтобы что-то спросить, но помедлила и совсем тихо произнесла:
– А что страшнее страха?
– Бессилие, – Анненков улыбнулся. – Невозможность переломить ход событий, ведущих в пропасть.
– И тогда что? – Девушка остановилась и оказалась совсем близко от Бориса, глядя на него снизу вверх, из-под обреза маленькой шляпки.
– И тогда остаётся уповать лишь на Творца… – Анненков развел руками, сдержав порыв обнять её, такую хрупкую и беззащитную. – На Творца и еще на то, что тебя ждут… – Он помолчал и вдруг начал негромко читать:
Ольга слушала, прикрыв рот перчаткой. Когда Борис дошел до слов «Пусть поверят сын и мать в то, что нет меня», цесаревна вздрогнула, а из глаз покатились слезинки. А он все продолжал и продолжал тихим, проникновенным голосом:
Она вскрикнула и прижалась к нему, вцепившись руками в плечи с такой силой, что чуть не сорвала с них погоны.
– Я тебя буду ждать! Ждать, всегда ждать! Я ни за кого не выйду замуж! Я только с тобой! – исступлённо шептала она. – Только ты вернись! Ты возвращайся, родной!..
10
Трудно сказать, на что рассчитывал Генеральный штаб, решив замаскировать Босфорскую операцию под большие манёвры Черноморского флота. Кто бы поверил в такие маневры в самый разгар войны? Но, тем не менее, решение принято и его надо выполнять. С целью поддержать дезинформацию приехал Николай с семьёй, якобы посмотреть на манёвры, и даже были приглашены некоторые послы иностранных держав. Впрочем, флот маневрировал и бесцельно жёг порох недолго, а удалившись от берегов, ночью совершил бросок к турецкому берегу.