— Вы не обманываете меня? Господь покарает вас за это.

— Слово дворянина.

— Ох, господин умеет уговаривать. Я согласен. Только сможете ли вы защитить меня от мести Беспалого?

— Это будет зависеть от того, что ты нам о нем расскажешь.

— Все, что знаю — решился паренек.

Как выяснилось из рассказа юного нищего — Беспалый был чем-то вроде теневого хозяина порта. Все отребье, подвизающееся на причалах, верфях и в припортовых кабаках, находилось в его подчинении. К тому же ходили упорные слухи, что главарь портовых нищих пользуется покровительством кого-то из сильных мира сего, в обмен на свою неприкосновенность, снабжая своих покровителей информацией, и выполняя для них кое-какую грязную работенку. Одним из многочисленных способов извлечения нетрудовых доходов, практикуемым этим преступным синдикатом, и было заманивание в ловушку и последующее ограбление доверчивых путешественников. Вообще, сам Беспалый давно уже переложил эту весьма опасную работу на своих многочисленных помощников и лишь изредка выходил на "большую дорогу", чтобы размяться и показать класс подчиненным. К тому же, его, как и всех, очень заинтересовал корабль, с которого сошли путники. И хотя в этот раз добыча сорвалась с крючка, но это вовсе не означало, что ее оставили в покое. Наверняка разбойники следили за нашими героями.

Курт, по его словам, давно уже хотел уходить из города, заработав напоследок пару монет, вдобавок к тем, что ему удалось скопить. Именно этим, а еще мальчишеской самонадеянностью и некоторой долей легкомыслия и объяснялась та отчаянная решимость, с которой он перешел дорогу всесильному бандиту.

Надо ли говорить, что предположение проводника о вероятной слежке совершенно не обрадовало Щебенкина и его спутников. Кроме того, Константину совершенно не нравился пристальный интерес местных к "Надежде". Этого конечно следовало ожидать, и весь расчет был на непродолжительность стоянки парусника в Гамбургском порту, но для дальнейшего путешествия остро необходимо было пополнить запасы пресной воды и продовольствия. А на это требовалось какое-то время. Но сначала надо было обнаружить "хвост" и оторваться от него. Афишировать связь новороссов с Кугелями было совершенно ни к чему.

На оживленной рыночной площади, у церкви Святого Николая, башня которой была украшена короной по преданию, отлитой из золота захваченного гамбуржцами при разгроме витальерского гнезда на Гельголанде, в разноцветье одежд что-то покупающих, продающих или просто праздношатающихся горожан, Щебенкин обратил внимание на небольшую группу людей. Маленький толстенький монашек, взобравшись на большую бочку, словно вождь на броневик, размахивал перед носом слушателей не то бумажным, не то пергаменным свитком, что-то им старательно "впаривал".

Впрочем, получалось это у него ни шатко, ни валко.

Врожденное любопытство нашего героя после непродолжительной борьбы все-таки одержало верх. Оставив малолетнего проводника под бдительным надзорм своих спутников, он бесцеремонно расталкивая зеваки и приблизился к импровизированной трибуне.

При виде нового потенциального клиента, почтенный служитель церкви утроил рвение. Мутные с похмелья глаза его загорелись "неугасимым" пламенем, ноздри сизого, оттенка спелого баклажана, носа раздулись, а голос окреп, в нем явно прорезались Левитановские нотки.

— И придет час расплаты! — рубанув воздух пухлой ладонью, громоподобно посулил он своим слушателям — и призовет Господь к себе чада свои и отделит зерна от козлищ и агнцев от плевел!

Здесь сей провинциальный пророк осекся, скорее увидев по удивленно вытянувшимся физиономиям паствы, нежели сообразив, что ляпнул, что-то не то. Впрочем, замешательство его длилось недолго, и даже не потрудившись поправиться, он продолжил: "… и лишь тот спасется из гиены огненной, кто безгрешен. Ибо сказал Господь: "…пусть то кто без греха первый кинет в меня камень". А есть ли среди вас безгрешные, дети мои?".

Судя по унылому молчанию окружающих бочку обывателей, праведников среди них не нашлось. Монах обвел толпу торжествующим взглядом.

— Но есть спасение! Есть, даже для таких, неисправимых прелюбодеев, пьяниц и богохульников как вы — продолжил он, с легкостью переложив на слушателей все свои грехи и назидательно воздев к небесам грязный палец — мы скромные и праведные служители церкви спасем души ваши, взяв за этот тяжкий труд лишь самую малость, презренный металл из ваших кошелей.

Немного покопавшись в видавшей виды торбе, икнув, грязно ругнувшись вполголоса и перекрестив рот, посмевший, видимо против воли хозяина, изрыгнуть богохульство, "святой праведник" извлек на свет божий несколько индульгенций.

— В сиих святых письменах спасение ваше, грешники! — торжественно провозгласил он, потрясая над своей головой разномастными, довольно замызганными, пергаментными свитками.

На этом красноречие его иссякло, оратор многозначительно икнул напоследок и уставился на слушателей выжидающим взглядом.

Увы, старания его пропали даром, окружавшие зеваки, внимательно выслушав пылкую, но несколько сумбурную проповедь святого отца, стали расходиться восвояси, совершенно не торопясь расставаться с кровными сбережениями. Только один мужичок, судя по одежде и поведению какой-то деревенский увалень, поддавшись напору продавца индульгенций, обменял, скорее всего, единственную, серебряную монету на кусочек пергамента, сулящий своему счастливому обладателю непременное отпущение всяческих грехов.