Так, теперь по крайней мере становится ясно, что тут делает Киоко и как я вообще сюда попал. Что я тут делал? Судя по красным отпечаткам от ладоней на Шизукиной попе — вряд ли только стихи декламировал. Я вздыхаю и нахожу свою одежду. На удивление, она не разбросана повсюду, как все остальное, а сложена аккуратной стопочкой — вот прямо с париком каре синего цвета. Неужели во мне после отключения сознания просыпается Аккуратный Японский Школьник, который начинает брюки по стрелочке складывать?
Я встаю и выхожу из Жилой Зоны… в цех. Туда, где стоит иссеченное картечью и пулями оборудование Бьянки (разбомбили мне все нахрен!) и где пахнет свежезаваренным кофе. На кухне, что островком выделяется среди всего прочего технологического бардака — сидит Натсуми вместе с Косум и вполголоса что-то обсуждают.
— О! — раздается голос откуда-то сзади, и я оборачиваюсь. Юрико. В домашнем халатике и с чашкой кофе в руке: — смотрите, проснулся, герой-любовник!
— Доброе утро — говорю я: — как у вас всех дела?
— Доброе утро, Кента-кун — поворачивает голову ко мне Натсуми: — я только что пришла и перевариваю услышанное. Честно говоря, мне нужно время чтобы все это переварить. Бьянка-сан — источник всех неприятностей? Никогда бы не подумала. Я вот на Юрико грешила, уж извини, меня, Ю-тян.
— Да, пустое — машет рукой Юрико: — на меня всегда так думают. Мол яблоко от яблони недалеко падает… — в ее голосе звучит явная обида.
— Это моя вина — настаивает Натсуми и ставит чашку с кофе на стол, встает, отряхивает юбку и склоняется в глубоком поклоне: — пожалуйста прими мои глубочайшие извинения за то, что на тебя подумала. Понимаю, что простыми извинениями этого не искупить, но у меня нет денег, а моим телом распоряжается Кента-кун… но могу походатайствовать за тебя перед Небесным Императором, когда умру. А это случится уже скоро.
— Я на твои трюки «умирающей девочки» не куплюсь — отвечает Юрико: — с тебя поход в ресторан. И караоке на всю компанию. Вечер с тебя, короче. В самом дорогом ресторане. И … не знаю… у нас очередность есть? Место в очереди, вот.
— Знаешь, а мне вот интересно — говорит Косум, откидываясь на спинку кресла: — как вы дальше жить будете? Нет, я ничего против Бьянки не имею, лично. Но… она опасная как бочка с порохом, на которой ты покурить решил — рано или поздно рванет.
— А… откуда у вас такие сведения, будто Бьянка во всем виновата? — осторожно спрашиваю я. Косум моргает, потом улыбается. Потом начинает хохотать, взявшись за живот и натурально чуть ли не по полу катаясь, она ржет как лошадь, и я смотрю на нее с легкой укоризной. У нас, в Японии — так не принято. Нельзя воспитанной девушке вот так ржать. Хихикать — да, и то ротик ладошкой прикрыть, а она…
— Ты вчера сам и сказал — говорит Юрико: — примчался сюда вместе с … ней вон. — она кивает на Косум: — скрутили бедняжку и давай пытать…
— Что?!
— А что? Так и было, связали и … а она сперва такая «Нет! Это не я!», а потом «Да! Еще!». — Юрико отхлебывает кофе из чашки и испытующе смотрит на меня. Ага, это мы уже проходили. Знаем мы Юрико, ей сейчас верить — себя не уважать.