– Тайпан, Мага, выходите срочно. Через пару минут к вам с тыла пройдут несколько человек. Между нами здание, увижу их только у входа в ваш подъезд, прикрыть не смогу, – предупреждает Сенка.

– Принято, выходим.

Наконец ноги ступают на последний этаж и поднимаются выше, в сторону распахнутой металлической двери, ведущей на чердак, и небольшой лесенки справа, уходящей на крышу. Теперь все внимание на дверь, в которой уже показался небольшой треугольник серого тяжелого неба, покрытого снопами туч, летящими, точно огромные птицы. Ноги ступают аккуратно на ощупь, все внимание туда, вверх, в проем. Ангел взбирается, оставляя Дайса чуть сзади прикрывать от неожиданностей, хотя какие тут уже неожиданности, раз почти вплотную подпустили. Оставили себя без дозоров и надежного тыла, они даже не предполагают, что их могут вот так просто, без зазрения совести, наказать. Голова поднимается на уровень крыши, и взгляд фокусируется на двух лежащих у края серых. Один из них смотрит в бинокль, отдавая распоряжения негромким голосом, получая обзор на происходящее с высоты птичьего полета, второй просто наблюдает рядом, готовый открыть огонь вниз, если потребуется.

«А вот и мы!» – проносится в голове Ангела, и он с ухмылкой берет на прицел обоих. И тут же в ответ приходит чужая мысль, словно ее нашептывают тихонько на ушко: «А мы вас ждали!»

Ангел чувствует, как по загривку пробегает дрожь, и еще до того, как с губ срывается крик, нажимает спуск.

– Засада! – Слова тонут в грохоте «дюжи». Первый получает в затылок и с размаху бьется головой о бетонный край, роняя руки под себя, заваливаясь в неестественной позе. Куртка второго на спине покрывается дырами и росчерками, пуская кровавые брызги от пуль, попавших по касательной. Проем темнеет, заслоненный чем-то массивным и возвышающимся прямо над головой. Перед лицом Ангела огромный сапог прибивает его автомат к покрытию крыши, ударяя сверху и разбивая кисти рук до крови, а затем раздается оглушительный гром, и поток горячего воздуха обдает лицо пороховой гарью. Сзади гремит «дюжа» Дайса, и тот, кто возвышается над Ангелом, опрокидывается на спину, показывая сербу подковы на своей обуви. Разбитые руки отпускают рукоять автомата, неожиданно потерявшие чувствительность ноги скользят по лестнице, складываются пополам, предательски не выдержав веса тела, падение завершается ударом затылка о бетонное покрытие, выбивая искры из глаз. В голову вторгается сумасшедшая боль. Звенит в ушах, на языке металлический привкус. Рука тянется вверх, но что-то держит и притягивает ее к земле, не давая подняться, точно она привязана невидимой нитью. Глаза почти не видят. Белый туман заволакивает все вокруг, буквально стирая то, что дальше пары метров.

– Я в засаде, я в засаде! – слышится далекий, эхом отдающийся голос Дайса, теперь уже стреляющего куда-то вниз по лестнице.

«А почему это «он» в засаде, а не «мы»? Что за?..» – в плечо медленно, растягивая ощущения, с садизмом погружается раскаленный гвоздь, пронзающий до самых легких, заставляя сбиться дыхание. Это тот самый выстрел, что был сверху, от парня, прибившего автомат ногой. Его пуля. «Задел все-таки, гад, в районе ключицы. Больно, сил нет, надо дыхание перевести и помочь. Не справится Дайс один, снизу грызут из «Миними». Чертовы дурни, кто же с пулеметом на лестницу-то лезет? Парень, кинь им гранату вниз, что ли, она красиво бабахнет, пусть порадуются люди перед смертью хоть чуть-чуть…»

Губы склеились невидимой тягучей клейковиной, даже зубы тяжело разжать, чтобы хоть что-то сказать вслух. Следопыт, словно услышав добрый совет, отстегивает от бедра гранату и отправляет ее вниз. Сверху новая тень заслоняет небо, но кто там, не разобрать, очень далеко, очень расплывчато. На груди словно бетонная плита, не дает вздохнуть и подняться, ноги отнимаются, а вокруг все начинает темнеть. Это что за чудеса такие? Средь бела дня?

Дайс вскидывает автомат вверх и дает очередь в проем, а потом, уходя с линии стрельбы, кубарем летит по лестнице вниз, оставляя Ангела один на один со спускающимся «обсидиановцем».

«Сейчас я отдышусь, встану, и мы посмотрим, у кого тут яйца больше! – проносится мысль в голове серба, но веки, наливаясь свинцом, начинают смыкаться. – Да что же такое? Встать бы надо… Хоть руку от земли оторвать…»

В этот момент очертания человека, нависающего над Ангелом, загораживают собой весь мир. Лицо незнакомое, острое, в легкой испарине. Черные точки на носу – угри, забившие поры, легкая ухмылка, пронзающая расчетливой холодностью, и сдвинутые брови, придающие большим, черным, словно два бездонных океана, глазам настоящую суровость, не показную – природную, хищного и опасного зверя. Ладони обхватывают беззащитную голову Ангела и приподнимают, чтобы взгляды встретились. Сил сопротивляться не осталось, нет и желания воевать, хочется просто плюнуть в рожу, так, забавы ради, а не чтобы выплеснуть негатив или разозлить. Снизу продолжается стрельба, значит, Дайс еще жив.

– Дайс! – повторяют негромко губы отстраненно-улыбчивого парня, которому, судя по всему, лет около двадцати пяти. Он что, мысли читает? Жаль, Капрала нет, забились бы. «Обсидиановец» с интересом наблюдает полет эмоций Ангела и тут же произносит: – Капрал!

Серб расширяет от ужаса глаза, пытаясь спрятать мысли, но парень вдумчиво следит за каждым его движением и каждым вздохом. Губы вздрагивают, чтобы произнести то, что он услышал еще. То, что от него прячут, не хотят выдать: «Главное, чтобы не… главное, чтобы не…»

– Том! Джерри! – срывается с губ псионика, а глаза победоносно смотрят Ангелу в душу, говоря: ничего ты не скроешь от меня, тебе некуда спрятаться, глупый наемник. Потом взгляд фокусируется на все-таки поддавшихся усилию воли губах Ангела, которые расползаются в улыбке. Глаза серба закатываются, но перед падением во тьму он все-таки успевает добавить шепотом:

– И еще Микки-Маус, придурок!

– Все, отошли! – шепчет Капрал, высовываясь из-за угла дома и просматривая улицу. Дезире забегает во двор с противоположного конца, а за ним в полуприседе торопливо семенит Сундук, прикрывая пулеметчика на марше. Когда появилась угроза массированной атаки, командир дал указание рассыпаться парами и выходить к точке сбора разными путями в попытке сократить потери. Большая группа под огнем – очень хорошая цель, а так хоть у кого-то получится выйти из боя целым. Двоим вновь прибывшим Мартин дает жестом приказ контролировать двор, а сам прикидывает, где сейчас могут быть Тайпан и Мага. Если все пройдет хорошо, то Сенка подберет их и приведет сюда, в точку, оговоренную заранее, – Маршала Бирюзова, 29. Последнее, что прозвучало на общей волне: Дайс попал в засаду и остался один. Значит, минимум две радиостанции в потенциале у противника. Объявлено полное радиомолчание, чтобы не давать повода врагу завладеть инициативой. Капрал держится непринужденно, веря в неуязвимость друга, но потихоньку нарастает мрачное предчувствие. Черная тоска начинает жрать сердце, и лютая ненависть поселяется в душе.

– Дурака не сваляй! – предупреждает Мартин. Он как никто другой понимает состояние Капрала и ощущает такую же пустоту в душе на том месте, где раньше в ней жил Ангел. – Дай мне частоты Матвеева и Курта, тут должно сработать.

– Должно! – бодро произносит старый друг, но по глазам видно, что еще пара часов – и он по-настоящему расклеится. Эти морщинки в углах глаз, это бесчувственное выражение бравады на лице и эти нарочито резкие движения выдают, что внутри он закипает. Ведь наизнанку сердце вывернули. Ему бы сейчас войны побольше, врагов уйму и самую плохую позицию. Никто не узнает, что ему, Капралу, легче самому сдохнуть, чем потерять друга. «А может, еще жив?! Может же такое быть?! Не сметь думать о плохом. В любом случае они дорого заплатят за Ангела. Слово Капрала!» – так круг за кругом гоняет мысли в голове Капрал. Почти машинально он подбирает нужные цифры. – Сделано!

Мартин пристально смотрит на товарища и показывает ему направление через дорогу, чтобы тот проверил дворик напротив. Пусть один идет, ему сейчас так лучше.