— И что нам с того, сам же сказал что разрушенный?

— Если не будешь снова меня перебивать, то узнаешь, что я хочу предложить до того, как припрутся Тихари.

Паша внял моим словам и пока я не закончил, молчал как рыба. После чего мы скинули с саней весь груз, кроме винтовки, БП и, само собой, Риты, которая не желала к нам возвращаться.

Несмотря на то, что я и Паша были обуты в снегоступы, мы неслись как ипподромные скакуны, лиман и бывший рыбацкий поселок мы проскочили на одном дыхании. Но впереди у нас еще три километра до того места, где есть укрытие. Откуда я о нем знаю? Да оттуда, что мы бежим к тому месту, где я и дядя Жора пережили приход катаклизма.

Каждое лето мы приплываем на это место, чтобы помянуть погибших односельчан и моих родителей, чьи останки — те, которые смогли найти — нами же и похоронены на вершине холма. Подвал старого дома дяди Жоры давно капитально переделан, чтобы было где остановится во время посещения могил.

Я не хотел раскрывать это место своим попутчикам, тем более что зимой в поселке могут быть Тихушники. Пигмеям он не приглянулся, развалин для их выводков маловато. Я вообще никогда в нем не бывал в это время года, слишком опасно, да и рабочий график не позволяет этого делать. Ну что же, видать пришло время проверить, как обстоят дела на моей малой родине в зимний период, если конечно нас не съедят по дороге.

— Ух, едрёна вошь, долго еще нам скакать?

— Не бзди Паша, думай о том, что за нами несутся Твари — на всякий случай я обернулся, но кроме белой пустыни ничего не увидел.

— Да я считай только на этом и держусь, — сбитым дыханием говорил он — так сколько нам еще «косить» под коней, а?

— Видишь впереди подъем?

— Угу.

— Как на него заберемся, считай на месте, останется только раскопать двери в подвал у развалин дома, над которым возвышается дымоход.

Паша украдкой взглянул на меня и снова спросил.

— И часто ты шаришься по болотам, раз так хорошо их знаешь?

Несколько минут я молчал, обдумывая, как повежливее его послать, чтобы не обидеть, но отказался от этой идеи, ввиду союзнических отношений и в благодарность за спасение жизни.

— Это мой поселок, я здесь жил до катаклизма — нехотя ответил я.

Паша понял, что говорить об этом я не хочу и остаток пути мы продолжили молча.

Забравшись на пологий пятиметровый склон, мы оба увидели развалины дома Флинта и торчащую из него кирпичную трубу, которую я самолично и построил. Это придало нам новых сил, и мы припустили к ним еще быстрее, боясь, что можем не успеть, если погоня уже рядом. И только Рита ничего не видела, она продолжала лежать на санях с состоянии полной прострации. Мне даже страшно стало за ее здоровье, ведь заболеет девка при таком то морозе и без движения.

Дверь в подвал мы откопали быстро, в четыре руки, не заботясь о безопасности. Тихушники, если бы они были в поселке, давно бы напали, а стеречь погоню нет смысла. Мы, в лучшем случае смогли бы продержаться не дольше, чем закончатся патроны в наших стволах, Твари просто не дадут нам времени на их перезарядку и все, что мы успеем настрелять до этого, станет нашей лебединой песней.

Ввалившись — в прямом смысле слова — в дверь подвала, которая уже лет десять, как из дуба и обитая толстым листовым металлом, мы зажгли свечи и занялись Ритой. Влили в нее спирта, из нашего с батей и Флинтом запаса, небольшим количеством натерли некоторые части девичьего тела. — Спокойно, и без фантазий, мы с Пашей хоть и не сливки общества, но меру и понятия имеем. — После чего уложили ее на кровать в отдельной комнате и закутали в одеяла.