Танин папа даже проделал в балконе дыру, чтобы тёща в любой момент могла беспрепятственно попасть к внучке.
Бабушкин силуэт в балконном окне прочно ассоциировался у Тани с папиным: «Полундра! Идёт!». Таня не совсем понимала значение слова «полундра» – она решила, что папа так называет бабушку, и тоже за глаза стала звать её Полундрой.
Полундра могла прийти в любое время, иногда появлялась в квартире в самый неожиданный момент – чем пугала Таниных папу и маму.
Однажды мама «самовольно» уехала за город к свекрови и оставила Таню с бабушкой. Бабушка обиделась, расстроилась – и у неё сильно подскочило давление.
Снизить «такое высокое» давление мог только клофелин, который бабушка приняла в тандеме с чем-то ещё из заветной коробки.
Через полчаса давление у бабушки снизилось. Вместе со способностью ориентироваться в пространстве и времени.
– Кто ты, девочка? – спрашивала Лидия Константиновна и смотрела сквозь Таню пустыми глазами. – Я тебя не знаю. А я кто?
– А ты бабушка моя! – кричала Таня в ужасе. И ей начинало казаться, будто не только бабушка нуждалась в самоидентификации, а уже и она сама.
А бабушка Лида ложилась на кровать и сладко дремала.
Бабушка против дурного влияния
Бабушкины проблемы со сном начались из-за её прежней работы. Много лет Лидия Константиновна проработала начальником смены военизированной охраны на режимном объекте. Она часто работала «в ночь» и всю оставшуюся жизнь засыпала поздно и спала чутко.
Выйдя на пенсию, она так же чутко караулила Таню и оберегала её от «дурного влияния». У бабушки Лиды, казалось, был встроенный радар опасности – она всегда появлялась в самый ответственный момент.
Как-то маленькая Таня выносила мусор и у мусоропровода наткнулась на бабку Надю – противную старуху, что жила с бабушкой на одной площадке. Все её называли бабой Надей, а бабушка Лида – «старой ведьмой».
Бабка Надя была женщиной нелёгкой судьбы – оттого, видимо, и стала такой склочной, завистливой и будто желающей всем споткнуться о собственный порог.
– Смотри, что у меня есть, – сказала она и сняла с шеи крестик на засаленной верёвке. – Смотри, какой красивый. Хочешь примерить?
Таня открыла рот и уставилась на крестик. Что-то внутри неё кричало, что чужие крестики примерять нельзя, дабы не брать на себя «тяжёлую ношу» другого человека. Но любопытство взяло верх. Таня смотрела на крестик как заворожённая и не могла двинуться с места. Старуха растопырила верёвку и уже занесла её над Таниной головой.
– Я тебе щас руки отруб лю, – услышала Таня подозрительно спокойный голос бабушки Лиды.
Бабушка двинулась на соседку. В состоянии аффекта Лидия Константиновна всегда выглядела спокойной, и только блеск её разом потемневших глаз выдавал её истинное состояние.
В этот день Таня узнала много новых слов и словосочетаний: от «старой проститутки» до «вшивой пизды». Бабушка настоятельно рекомендовала соседке сидеть дома в ближайшие несколько дней. Потому что, «если бы не ребёнок», баба Надя «вынимала бы этот крестик из своего поганого глаза». Отныне соседке запрещалось даже смотреть в Танину сторону. И это было справедливо.
Бабушка Лида обладала внушительной грудью и в такие моменты была похожа на таран или кариатиду боевого корабля, ощетинившегося мортирами. Но Таня, в отличие от перепуганной соседки, её ни капли не боялась и даже гордилась ею. «Вот какая у меня бабушка, – говорила Таня сама себе, – даже папа так не сумел бы».