Учитель закрыл лицо руками. Даже сквозь стены комнаты хирург ощущал, как давит на них тяжелое небо и все, что выше.
Двенадцать
Аптекарь прислонилась к двери лечебницы, прислушиваясь, не раздастся ли шуршание колес велосипеда, не вернет ли ночь ей мужа. Сидевший на ступеньках крыльца мальчик разглядывал стоявшую чуть поодаль стопку коробок. Оттуда доносился шорох. Мальчик кинул камешком в коробку, из-под нее выскочила крыса с добычей — комочком ваты — и юркнула в трещину в стене лечебницы.
Мама мальчика сидела на скамье, прижавшись спиной к стене и держа голову очень прямо. Она так и не сняла зеленый хирургический халат, в котором была на операции. Горловина халата была сколота безопасной булавкой; над ней белела толстая повязка.
— Перестань, — не оборачиваясь, велела женщина сыну. — Коробки помнешь.
— Ничего страшного, — вмешалась аптекарь. — Я все равно хотела их выбросить. Пусть играет, если хочет.
Мальчик выбрал коробку из пенопласта.
Аптекарь опустилась возле него на колени.
— Ты ходишь… ходил в школу?
— Да. — Мальчик принялся ковырять ногтем коробку.
— И в каком ты классе?
Мальчик спустился во двор, подобрал в грязи какие-то прутики, вернулся на крыльцо.
— В третьем.
— Надо же, совсем большой! Папа учил тебя?
— Нет, он учит девятые и десятые классы. — Мальчик вставил прутики в дырки, которые проковырял в пенопласте.
— Какой красивый домик! — всплеснула руками аптекарь.
— Это не домик. — Ребенок опустил коробку на пол дном вверх. В окнах и дверях торчали прутики. — Это тюрьма.
Аптекарь изумленно взглянула на маму мальчика — та косилась на поделку сына, потому что из-за тугой повязки не могла повернуть голову. Вид у женщины был покорный и угрюмый.
— Это для тех людей, кто сделал с вами такое? — уточнила аптекарь.
Мальчик ничего не ответил, лишь поправил прутики.