– Только не «потрясти», а очень аккуратно выведать, – возразил Себастьян, с интересом наблюдавший за злоключениями карандаша. – А если мы начнем его «трясти», то немедленно вылетим из следственной группы.

– Какие мы пугливые! – фыркнул Даниель.

– Не пугливые, а осторожные. А ты не прикидывайся глупее, чем ты есть на самом деле. Ведь прекрасно знаешь, что я прав. А «трясти» можно ее друзей и знакомых, да и то только тех, от кого таким способом легче добиться правды.

– Почему-то мне кажется, что таких немного, – позволила себе высказаться я.

Себастьян посмотрел на меня с одобрением:

– Мне тоже так кажется. И Даниелю тоже. Он просто придуряется.

– Насмотрелся полицейских сериалов, – поддакнула Надя.

– Тебя бы в таком сериале пристукнули в первой же серии, максимум – во второй, – огрызнулся Даниель.

– Это почему? – заинтересовалась Надя.

– Потому что первым делом убивают тех, кто действует всем на нервы. И героям хорошо, и зрителям приятно.

– Я вот сейчас как... – угрожающе произнесла Надя, привставая с места.

– Тихо вы оба! – прикрикнул Себастьян. – Ваши бои без правил мне уже надоели! Или мы работаем, или я выгоняю обоих, и продолжайте ваш детский сад где хотите.

Надя и Даниель обменялись яростными взглядами, но благоразумно притихли.

– Ты, Даниель, позвони после восьми Захарову и узнай, нашел ли он убийства, похожие на совершенное этой ночью. Если объект наших поисков – все-таки серийный убийца, то наш эпизод может быть не первым, – продолжал Себастьян. – Надя, ты, после того, как мы все обсудим, на сегодня свободна. А завтра – сидишь на домашнем телефоне, ждешь наших сообщений и поручений – ну, как обычно.

– А можно, я буду сидеть не на своем домашнем телефоне, а на Данином? – вкрадчиво поинтересовалась Надя. Не слишком понятно было, к кому она обращается – к пустой кофейной чашке, к Себастьяну или к самому Даниелю.

Впрочем, ни кофейная чашка, ни Даниель на вопрос никак не отреагировали, если не считать тени улыбки, мелькнувшей на губах последнего. У Себастьяна же вопрос вызвал не вполне объяснимую реакцию. Он поднял брови, потом нахмурил их, скривив при этом рот... И, наконец, закончив мимические упражнения, выдал:

– А.., разве ты не собиралась заниматься домашними делами?

Мне почудилось в его голосе что-то похожее на замешательство.

– А тебя это так волнует? – усмехнулась Надя. На мой взгляд, она его еще пожалела. Я бы на такую бесцеремонность ответила гораздо язвительней.

– Да нет, – соображая, что сморозил глупость, замялся Себастьян и, схватив со стола четки, уставился на них так, словно впервые увидел. – Просто я... Хотя неважно.