– Но как же видео?..
– Это мы вряд ли сможем узнать, – вступает Михаэль. – В любом случае заткнули рот тем, кто хотел поживиться на нашей личной жизни. Тебе не стоит лезть в эти дела, на это есть адвокаты.
Пожимаю плечами.
– Он прав, малышка, – Лекс сжимает мою руку. – Обещаю, что не позволю никому лезть в нашу жизнь. А если кто-то осмелится…
– Мы поняли, – прерывает его Михаэль. – Поговорим о чем-нибудь более приятном.
Он обнимает и притягивает к себе. Оказываюсь у него на коленях, не успевая понять, как так получается.
– Эй! Говорить, а не переходить к делу, – толкаю его вбок. Но он начинает смеяться.
– У нас запланирован десерт, – многообещающе сообщает Александр.
– Предлагаю забрать его домой, – руки Михаэля уже забираются под мое платье. Чувствую бедрами то, насколько сильно он хочет домой и начинаю ерзать, подзадоривая его. – Кошечка, если ты будешь так делать, то получить сладкое прямо здесь на террасе.
– Не забудьте про мою порцию, – хмыкает Лекс, подзывая официанта. – Пожалуй, попрошу счет.
– Не уверен, что дотерплю до дома, – шепчет Михаэль, кусая меня за шею. Он откровенно сдвигает подол платья и замечает чулки. – Твою мать, ты специально это надела?.. – рычит.
– Да… – зацепляю ноготком пуговицу на его рубашке, представляя, как быстро я разделаюсь с его одеждой, как только останемся наедине.
Мы так увлечены, что не замечаем, как приносят счет, как Алекс оставляет щедрые чаевые, как вызывает машину… Внутри меня все полыхает. Так разогрели друг друга, что начинаем раздеваться на ходу.
Алекс подключается к нам, и мы едва не падаем на заднее сидение большого представительского автомобиля.
– Куда едем? – только лишь спрашиваю я, пока шторка между водителем и нами опускается, чтобы окончательно развязать руки моим мужчинам.
– Домой, – расстегивая мое платье, шепчет Алекс.
– К кому? – поднимаю брови.
– К нам. В Германию.
– Но сейчас есть совсем немного времени… Не будем тратить его на разговоры, – Михаэль вылизывает мое ухо шепотом обещая «небо в алмазах».
Мне не дают запротестовать. Более того, даже слово сказать не могу. Из груди вырывается что-то нечленораздельное, потому что сразу две пары рук добираются до самых чувствительных точек на моем теле. И если несколько минут назад во мне еще была хоть капля стойкости, то сейчас она тает как весенний снег на жарком солнце. Только у меня вдвое больше тепла. И сопротивляться бессмысленно.