Через некоторое время Вероника сказала:

– Не могу, когда ты дышишь мне в затылок.

– Когда же вы накуритесь? – спросил Марат.

– Никогда, – вздрагивая всем телом, ответила девушка.

– Молчать, золотая рота – приказал Марат, но рука его уже начала движение, надавливая на живот, к низу, к жестким волосам.

– Поцелуй меня – попросила Вероника.

– У тебя губы накрашены.

– А я вытру.

Марат стал расстегивать пуговицы ее вельветовых брюк.

– Только закрой мне рот, – попросила девушка, вздрагивая все сильнее, – я буду кричать, Галя услышит.

– Может лучше убить тебя?

– Да, убей меня.

Галины рассказы произвели на Шилова впечатление. Отправившись за дровами, он взял на всякий случай ружье. Александр повесил его за спину и если бы не санки, которые он тащил за собой, то его можно было принять за биатлониста. Ружье ружьем, но в лес Шилов углубляться не стал, побродил по предлесью, нашел сухую ель, достал топорик из-за пояса, начав с верхушки, стал обрубать ее, и укладывать дрова поперек санок. Вскоре ему стало жарко, он расстегнул тулуп, снял ружье, проверив предохранитель, прислонил его к дереву. Начав с ленцой, Шилов вскоре вошел во вкус, стал рубить с оттяжкой, с уханьем. Несмотря на мороз, Шилов вспотел; вогнал топор в корневище, выпрямился, вытер лицо и огляделся вокруг. В пылу рубки, он забыл про волков и теперь особенно внимательно смотрел на все чернеющее, на снегу. Поднял взгляд на небо. Солнце затянуло дымкой облаков, и начинал сыпаться мельчайший снежок. Лишившись солнечного света, заснеженные деревья приобрели некоторую грусть, но Шилову она не передалась, ибо движения было вдоволь. Кроме того, Шилов сделал любопытный вывод – никакая тоска, не властна над человеком, находящемся в движении. «Видимо, – развивал свою мысль Шилов, – печаль обратно пропорциональна движению, ибо печаль рождает – мысль о смерти, поскольку согласно Сократу, вечно лишь то, что находится в движении, значит, движение исключает смерть и соответственно печаль». Сформулировав сию мысль, Шилов почувствовал гордость за человечество – в своем лице. Лелея эту философскую формулу, Шилов закрепил дрова своим ремнем, взял в руку ружье и отправился к дому, из трубы которого во всю валил дым.

Сделав несколько шагов, Шилов остановился, ему вдруг почудился чей-то крик. Несколько минут он напряженно вслушивался, но звук не повторился и Шилов вновь впрягся в санный ремень, сказав себе: «Но, кобыла».

Возле самого дома, он увидел давешнюю ворону; во всяком случае, очень на нее похожую; птица сидела на проводах. Шилов, недолго думая, вскинул ружье и пальнул по ней.

Марата разбудили гитарные аккорды. Открыл глаза, вспомнил про машину. С тягостным чувством сел на кровати, привел себя в порядок и вышел в горницу, где слышались тихие голоса и негромкое пение. В комнате было сумеречно, только на полу плясали отблески пламени, вырывавшиеся из-за неплотно прикрытой печной дверцы. Шилов сидел на табуретке у окна и напевал:

Дамы сидели на диванчике и молча слушали. Увидев Марата, воззрились на него, а Галя спросила:

– Как у тебя с головой, Марат?

Вопрос вызвал у Шилова смех, к нему присоединилась Вероника, но под мрачным взглядом Марата быстро утихла.

– Лучше, но ты я вижу, опять за свое взялась, печь топишь, – сурово сказал Марат.