К тому, что Ирина будет спокойнее — Надина была готова. Но… Эвли была не спокойна, она была холодна. Словно не было не только вчерашнего вечера, но и всего последнего месяца. Словно они просто начальница и одна из множества подчинённых.

— Насчёт вчерашнего, — Дине потребовалось собрать себя в кулак, чтобы произнести эти слова спокойно и ничем не выдать внутреннего трепета.

— Ничего не было, — хладнокровно ответила Ирина, глядя прямо в глаза. — Ты устала и вырубилась, даже не дождавшись ужина.

Дина шокировано приоткрыла рот, неверяще глядя на Ирину.

Руки Ирины были нежными, и скользили по телу уверенно. Губы были властными. А Дина покорно следовала за ней, отдаваясь в её власть целиком. Позволяя делать всё, что только Ирине взбредёт в голову. Ей же собственные попытки отвечать казались робкими и неумелыми — Ирина их словно не замечала, но и не отталкивала. И… Ирина не перешла границ — её руки не лезли под одежду, и не позволили сделать что-то подобное самой Дине. Но их поцелуи были жаркими. Дина чувствовала, что плавится от столь простой ласки. Чувствовала, как пожар в груди вспыхивает даже от случайных поглаживаний через одежду. И часто дышала, с трудом удерживаясь от стонов. И участившееся дыхание самой Ирины, её сияющий взгляд и нежные, дразнящие прикосновения лучше всяких слов говорили о том, что они разделяют одни чувства на двоих.

Она помнила всё отчётливо. И поцелуи. И прикосновения… И взгляды. Помнила захлёстывающие волны эмоций: смущение и азарт, неловкость и возбуждение. И помнила едва слышный протяжный вздох, сорвавшийся с губ Ирины после одного особого долгого поцелуя и слишком напоминающий стон.

— Но ведь…

— Тебе приснилось, — жёстко ответила Ирина, вставая, и поставила перед Диной бокал с чаем. — Ничего. Не было. Ешь, иначе мы опоздаем.

Эвли просто вышла из кухни, оставляя Надину в растерянности недоумевать над причинами.

Девушка медленно опустилась на стул, отупело глядя перед собой. У неё не было ни малейших идей, почему Ирина повела себя так, кроме одной. Если ей действительно всё приснилось, и она умудрилась во сне оскорбить начальницу.

Эта мысль казалась совершенно невероятной, и вместе с тем, единственно возможной.

Дина сделала глубокий вздох, и тяжко выдохнула.

И ни единой идеи о том, как всё исправить, и вернуть общение с Ириной к около-дружескому. Ведь для того, чтобы извиниться, надо знать причину. А Эвли всем своим видом дала понять, что обсуждать эту тему она не желает.

И общаться с Диной как ещё вчера, по-видимому, тоже. В груди словно образовалась дыра. В разы больше, чем от расставания с Павлом и даже от предательства Генриса.

А яичница имела привкус горечи.