Он встретил нас на пороге принадлежавшего ему домика под типичной для этих мест оранжевой черепичной крышей. Жилище прилепилось к самой окраине Мерано — итальянского города, говорящего на немецком языке, расположенного близко к Швейцарской границе, в сердце Альпийской долины. Вернее даже, дом Уолтера находился в Тироло — близкой к Мерано деревне в двух сотнях шагов от деревенской церкви и кладбища при ней. Деревня была настолько близка к городку, что тридцатитысячный Мерано плавно становился двухтысячным Тироло, и наоборот. На самом деле эта европейская традиция — давать любой дыре собственное имя — часто бесила меня, пока я не понял, зачем это сделано. Когда вся Европа разделена на феодальные участки и у каждого клочка земли есть свой хозяин, становится понятна необходимость поименования каждого валуна на дороге — обычная инвентаризация.

Захар поведал мне по дороге, что коммуна — так называлось мелкая административная территория в Италии — Тироло расположилась у подножия знаменитого на весь мир древнего замка Тироль, в котором иногда бывала та самая «безобразная» герцогиня — Маргарита Маульташ — самая уродливая женщина в истории, которой посвятил один из своих исторических романов Лион Фейхтвангер. В окрестностях Мерано, сказал мне Майцев, был еще один замок — Траутмансдорф, поновее и симпатичнее, окруженный ухоженным парком, но его я в тот раз не увидел — он стоял ровно в противоположной стороне от Тироло.

— Здравствуй, Зак, — голос герра Бильфингера напомнил мне треск разрываемой ткани. — Ты пунктуален, как мои баварские предки!

— Гутен таг, герр Бильфингер, я привез вам моего друга. Его зовут Сардж, Сергей. — Захар протянул хозяину руку. — А это его телохранитель, Алекс.

Мы с Алексом остановились, чуть не дойдя до крыльца.

Я смотрел вокруг, и от навалившейся на меня красоты захватывало дух. Погода выдалась солнечная, около десяти градусов, что для начала марта здесь было нормой. Звенел чистый воздух, чирикали какие-то птицы, а вокруг были горы — величественные и древние, у подножия которых рассыпались многочисленные деревеньки, полные строений, многие из которых легко могли похвастаться тремя-пятью веками истории.

Что-то подобное я видел давно в детстве на Алтае, но там все было каким-то неухоженным, полузаброшенным и неразвитым, с поражавшими воображение размерами — одна Катунь чего стоила! Здесь же все было компактным: вот большая гора, вот долина, вот река, вот деревня и церковь в ней — словно сделанным специально для ублажения взгляда, блестело чистотой и выглядело, как рекламный проспект, да, наверное, им и было — целая горная страна, занятая только обслуживанием туризма. Все остальное — ровные зеленые участки посевов, аккуратные домики, небольшие отары овечек, многочисленные мостики через ручей — все это только масштабный антураж, более предназначенный для дорогих гостей, чем реально привносящий что-то в экономику края.

— Вы где остановились, мальчики?

— Как и в прошлый раз — в отеле «Стефанхоф», других приличных мест я здесь не знаю, — развел руками Майцев. — К тому же с тамошнего балкончика прекрасно видно всю долину до самого Сан-Джорджио!

— Хороший отель, — одобрил его решение Уолтер. — И у меня там небольшая доля. Правильный выбор. Проходите.

Он посторонился, пропуская нас в дом, увитый по одной из сторон голой виноградной лозой.

Мы чинно уселись за столом, на котором стояла бутылка местного белого вина Lanticlarus в окружении нескольких сортов хлеба — хрустящий шуттельброт, сладкий и с семенами укропа, на узорчатой тарелке лежал сыр разного вида и происхождения: из коровьего молока и из козьего, дырявый, белый, с плесенью, но непременно ароматный, с какими-то пробуждающими зверский аппетит добавками, травками и зернами. Неожиданная для этих мест квашеная капуста, драники — совершенно не итальянская еда. Порезанный шпик, больше похожий на ветчину, завершал сервировку. Все очень напоминало картинки, призванные способствовать лучшему пищеварению, что висели в Союзе в каждой столовой. Если бы у моей мамы были возможности, ее праздничный стол выглядел бы именно так.

Только высоких бокалов я насчитал всего три.

— Хорошо, что ты приехал, Зак. Я готовился к встрече, видишь? — Уолтер показал рукой на своё обильное угощение. — Скучно здесь. Я, конечно, сознательно выбрал себе жилищем эти места, да еще в Зефелене… Знаешь, где это?

— В Швейцарии, — ответил Майцев. — Я же туда сначала позвонил, и ваша экономка, Уолтер, перенаправила меня сюда.

— Верно, в Швейцарии, на берегу Рейна, ровно напротив самой богатой страны мира — Лихтенштейна, и ее столицы — Вадуца. Скучно мне, что здесь, что там, даже поговорить не с кем.

— Так за чем дело стало-то? Выбирайтесь в мир. Мы с радостью возьмем вас в консультанты на постоянной основе, и деньгами не обидим.

Уолтер наполнил бокалы, потом посмотрел на нас, пересчитал и пошел к старомодному шкафу из темного дерева — за четвертым.

Когда в каждом из четырех сосудов оказалось понемногу вина, Бильфингер сказал:

— Нет, довольно с меня. Да и нет веры уже ни во что. Если уж мои работодатели сложили лапки перед могущественным врагом, то кто такой я? Блоха. И чем дальше я спрячусь, тем спокойнее мне станет. Но вот поговорить я иногда люблю! Наверное, это старческое. За здоровье! — блеснул он ломаным русским.