Наугад я открыла один из ящиков и стала просматривать ярлычки в поисках имен, которые теперь, после встреч с персоналом, были не просто набором букв и могли представлять интерес для расследования. Не было ли у Доген информации о лицах, что мы допрашивали? Особенно я хотела узнать, — чтобы сделать приятное лейтенанту Петерсону, — не было ли у Джеммы компромата на Жана Дюпуи.

Но в десятках папок не оказалось ничего, кроме результатов медицинских исследований и журнальных статей о травмах мозга и новых технологиях проведения операций. Я сверилась со своими старыми записями: третий ящик слева содержал документы по «Профессиональной этике». Я достала сразу несколько, повернулась к столу и стала их методично просматривать.

Некоторые касались событий давно минувших дней, когда она только пришла в «Минуит», и ни одно из имен не имело отношения к нашему делу. Красным маркером Доген помечала официальные документы колледжа, писала комментарии на полях и свое мнение о соответствии кандидата или о его полной профнепригодности.

Я отодвинула первую стопку и повернулась ко второй из того же ящика. Разложив их веером на столе, взяла нижнюю. Где-то на середине стопки названия изменили тематику, и я поняла, что из раздела этики перешла в раздел ее личных записей.

Здесь папки были помечены Джеммой от руки, и на них были написаны имена спортивных команд. Вместе были скреплены папки под названиями «Сант», «Брейв» и «Рэдскин». Я сняла металлический зажим, и тут мне стала понятна логика Джеммы. Это были ее материалы на Джона Дюпре, имя команды означало город, где находилось медицинское учебное заведение или больница. Тулейн был в Новом Орлеане, затем Дюпре работал в Атланте, где ему был вменен судебный иск, а Джорджтаун, где он, по его словам, окончил школу, был в округе Колумбия. Очевидно, Джемма думала, что если кто-то станет рыться в бумагах без ее ведома, то ему будет намного труднее отыскать ценную информацию, зашифрованную под данные о спортивных событиях.

Мне тут же вспомнилось, как на собрании в 17-м участке нам сообщили, что офицер нашел в мусорном баке у больницы несколько папок, помеченных схожим образом. Возможно, дома Доген хранила второй экземпляр, потому что была уверена в неприкосновенности своего жилища.

Эта догадка взволновала меня. Я набрала номер Чэпмена, но его все еще не было дома. Я оставила ему сообщение и велела позвонить мне в квартиру Джеммы, если он вернется в ближайший час. Телефон он найдет на определителе номера.

Я сбросила информацию на пейджер Мерсеру и, в ожидании звонков от моих детективов, принялась искать что-нибудь касательно Дюпре.

— Кто это? — спросил Мерсер, когда я сняла трубку.

— Это я, Алекс.

— А где ты? Я не узнал номер.

— Я в квартире Джеммы. Петерсон зацелует нас до смерти, когда мы расскажем, до чего я докопалась.

— Нет, уж, уволь, Куп. Это не совсем то, чего я жду от лейтенанта.

Я объяснила ему, что обнаружила, и сказала, что собираюсь продолжать поиски.

— Когда ты вернешься в город?

— Когда скажешь.

— Тогда я прихвачу несколько папок с собой, зайду по дороге в магазин, куплю то, что вы приготовите мне на ужин, и давайте начнем неделю с разработки этой золотой жилы.

— Сколько сейчас? Половина третьего? Значит, я доберусь где-то к семи.

— Отлично. Никак не найду папку, которую мы видели в прошлый раз. Помнишь, она была помечена «Игры Мет»? Я тогда еще сказала, что у Джеммы все не на месте и что Лора навела бы здесь порядок. Не помню, где она лежала. Это, должно быть, тоже имеет отношение к ее правдолюбию, потому что она ни разу не ходила на стадион.

— Она лежала где-то рядом с «дегенератами» — поэтому мне и запомнилось.