— Как гости? — спрашиваю я Карбышева.

— Спят. Медовухи хватили. Теперь не добудитесь.

В избушке, разметавшись на нарах, спали трое. Еле разбудили одного из них и вывели во двор.

— Где оружие?

Вместо ответа он махнул рукой в направлении гор.

Подошел дед.

— Спрашивать у него бесполезно. Не очухался еще от медовухи, — сказал дед и добавил: — Можно оставить его здесь, в холодке, а я покажу вам, где спрятано оружие.

— Нет, дедусь, — ответил я, — хотя бы один из них, но нужен нам. Протокол должен подписать. Судить же их будут.

Километрах в двух от пасеки, в избушке, нашли винтовку, несколько экземпляров прокламаций, инструкций, приказов.

Увидев все это, дед всполошился.

— А где же такая коротенькая винтовка?

Гость нехотя ответил:

— У Глебова осталась.

При обыске у Дудукалова и Глебова нашли китайские деньги, удостоверения личности, мандаты, выданные русским «шанье» — старостой в Кульдже Вяткиным. Обрез оказался в головах у Глебова, на нарах.

Рассадив в разные стороны «гостей» и оставив их под присмотром пограничников, пошли с Аширбеком еще раз взглянуть на пасеку деда. Все равно днем не поведешь их по Лепсинску. Поползут слухи — не удержишь. Гадай потом, как они достигли ушей тех, кому и знать об этом нельзя.

Взглянул я на пасеку и опять вспомнил давние рассказы Карима. А ведь на самом деле места здесь красивые. Цветов сколько, луга какие… И тихо. Так тихо, что слышен полет пчелы, шорох жука, пробирающегося в траве, неосторожный шаг муравья, склонившего былинку до земли. Она даже скрипнула, задев за другую. Никак не верится, чтобы среди такой красоты гуляли злые люди с черными думами.

А закат здесь какой!

Медленно наплывают на горы вечерние сумерки, оттесняя все выше золотистые блики. И как только отсветы солнца уходят с вершин гор, все сразу погружается во тьму.

Поздно вечером, когда улицы Лепсинска опустели, вместе с арестованными мы отправились в комендатуру.

Большого труда теперь не составило узнать, где находится штаб «черных», место сбора, сколько эмиссаров бродит еще по селам и аулам.