– Угу.
Лизетт, в свою очередь, разглядывала соседку, с комфортом расположившуюся на софе и явно не собирающуюся уходить. «Вдруг Мэгги точно помнит, когда я сюда переехала – три или пять лет назад?» – неожиданно осенило Лизетт. Вопрос, конечно, эксцентричный… К тому же, а что если дом прослушивается?
– С тобой все в порядке? – подозрительно посмотрела на нее гостья.
– Хм… Вроде в порядке. А что, не похоже?
Мэгги как-то неопределенно хмыкнула, то ли от беспокойства, то ли от любопытства, иногда трудно уловить различие.
– Ты напевала. В этом, конечно, ничего необычного, – поспешно добавила миссис Роджерс, – просто у тебя странное выражение лица.
– Извини, – пробормотала Лизетт, недоумевая, с какой стати просит прощенья.
Выяснив, что одним из способов избежать мучительной атаки является мурлыканье назойливой песенки, Лизетт настолько автоматически вызывала в голове прилипчивый мотивчик, что почти не осознавала, когда начинала напевать.
– Знаешь, как раздражает мелодия, от которой невозможно избавиться? Типа старой песни «Оскар Майер Винер». Или что-то вроде.
Неожиданно Лизетт заинтересовалась, почему Мэгги пришла. Почему явилась лично, а не просто позвонила? Раньше эта особа казалась обыкновенной не в меру любопытной соседкой, но что, если гостья совсем не такая? Сколько миссис Роджерс на самом деле лет? Пятьдесят? Возможно, и меньше, серебристо-белые волосы старят, но вряд ли кто-то назвал бы вдову пожилой женщиной. Гладкая кожа наоборот молодила, в противовес цвету шевелюры. Легкий макияж был нанесен умело и практически незаметен, что требует мастерства и твердой руки. А под свободной аляповатой одеждой угадывается стройная, подтянутая фигура. Как насчет развитых мышц? Миссис Роджерс в хорошей физической форме? Похоже на то. Судя по гибким движениям, вряд ли страдает артритом или артрозом суставов.
Лизетт тайком изучала гостью. Кисти рук, да, они способны выдать истинный возраст, но открытые участки кожи, выглядывавшие из густой собачьей шерсти, выглядели гладкими и безупречными.
И собака. В щедро украшенном ошейнике можно спрятать все что угодно – камеру, диктофон…
Лизетт схватила чашку и отступила назад. На этот раз казалось невозможным мурлыкать или напевать вслух, но она упрямо завела песню в голове, сосредоточившись на словах, пока они не заглушили все остальные мысли. «Веди себя нормально! – кричал внутренний голос. – Нормально!».
– Прости, – выпалила Лизетт. – У меня ужасные манеры. Полагаю, виновато недомогание, ведь я так давно не болела, что не помню, когда в последний раз брала больничный. Слава Богу, похоже, все проходит, – неуверенно улыбнулась она и направилась в кухню. – Хочешь кофе? Я как раз собиралась заварить свежий.
– Прекрасно, – прощебетала Мэгги, убив надежду, что откажется и заверит, будто зашла только убедиться, что у соседки все в порядке, и теперь может со спокойной душой вернуться домой.
Лизетт глубоко вздохнула и вошла в кухню.
Почти час прошел, прежде чем Мэгги наконец поднялась, по-прежнему держа песика, которого, как выяснилось, зовут Рузвельт – явный чемпион по самой нелепой кличке среди крошечных мосек, которую когда-либо слышала Лизетт, – и отправилась восвояси. Что за женщина отважилась бы на столь продолжительный визит к соседке, подхватившей непонятный вирус? Ипохондрик, для разнообразия решившая по-настоящему заболеть? Настолько изнемогающая от недостатка общения особа, что рискнула подцепить инфекцию? Просто крайне любопытная проныра? Или миссис Роджерс шныряет окрест, пытаясь выяснить что-то конкретное… Что именно?
Каждый раз, когда возникали подобные предположения, немедленно накатывала головная боль и приходилось мысленно отступать.
Пока Лизетт готовилась выйти на улицу, снова позвонила Диана, чтобы справиться о самочувствии подруги. Лизетт откровенно сообщила, что ей гораздо лучше, уже несколько часов почти не выворачивает и она даже собралась сходить и купить кое-какие медикаменты на тот случай, если опять станет хуже. Странно, но она чувствовала, что должна тщательно подбирать слова, что все сказанное будет проанализировано и взвешено…
Быстро начала напевать, и подкравшаяся боль исчезла. «Проклятье, да я становлюсь прямо-таки мастером по управлению манией преследования!»