Николь сидела на краешке грубой деревянной кровати в тесной и грязной комнатушке на втором этаже. Она уже успела разведать обстановку и обнаружила, что прямо рядом с окном по стене проходит водосточная труба. Когда стемнеет, надо попробовать спуститься по ней на крышу низкого сарая. Конечно, можно прямо сейчас объявить похитителям, что она не Бианка Мейлсон, но, пожалуй, еще слишком рано. Она прикинула, сколько времени понадобится Бианке, чтобы добраться до дома пешком. Потом пройдет еще некоторое время, прежде чем господин Мейлсон поднимет тревогу и начнет поиски. Значит, надо попытаться бежать ночью, а если из этого ничего не выйдет, утром сообщить этим людям, что им нечего рассчитывать на выкуп. Господи, только бы они не очень рассердились.

Открылась дверь, и четверо мужчин ввалились в комнату.

— Мы принесли вам кой-чего выпить. Настоящий шоколад из Южной Америки. Джо привез.

Николь взяла кружку. Моряки, подумала она. Теперь понятно, почему они еле держатся в седле и почему их одежда так странно пахнет.

Шоколад оказался действительно очень вкусным и ароматным. Николь отпивала маленькими глотками горячий напиток и чувствовала, что ее охватывает блаженная истома и тепло. Только теперь она поняла, как сильно устала за эти несколько часов. Она попыталась сосредоточиться на плане бегства, но мысли куда-то уплывали, голова кружилась. Николь подняла глаза на мужчин, склонившихся над ней, подобно огромным встревоженным сиделкам, и ей почему-то стало их жалко, захотелось успокоить. Она одобряюще улыбнулась, потом глаза ее закрылись, и она погрузилась в глубокий сон.

Следующие сутки выпали из ее памяти. Она смутно чувствовала, что ее несут куда-то на руках, как ребенка, потом ощутила исходящий от кого-то поток беспокойства и попыталась сказать, что она жива и здорова, но эти слова прозвучали только в ее сознании — их никто не слышал. Ей все время снились прекрасные сны: родительский замок, сад, гамак под ивами, мельница, где они с дедом провели немало счастливых дней, и лицо ее озарялось слабой улыбкой. Она лежала в гамаке под ивами в жаркий летний день, а гамак мерно покачивался.

Когда она наконец открыла глаза, гамак не исчез вместе со сновидением, он продолжал раскачиваться. Но только вместо зеленых ветвей над головой был низкий дощатый потолок. Как странно, подумалось ей, кто-то построил навес над гамаком. Зачем?

— Ну, наконец-то! Я говорила этим болванам, что они дали вам слишком много опиума. Удивительно, что вы вообще очнулись. У мужчин соображения не больше, чем у грудных младенцев. Вот, я сварила вам кофе. Горячий и крепкий. Выпейте-ка.

Сильная женская рука помогла ей подняться. Николь села и огляделась по сторонам. Она была вовсе не в саду, а в тесной комнатушке, почти без мебели. Но гамак все еще качался, наверное, снотворное продолжало действовать.

— Где мы? Кто вы? — глотнув крепкого обжигающего кофе, наконец смогла выговорить она.

— Все еще как пьяная, да? Меня зовут Дженни. Мистер Армстронг нанял меня заботиться о вас.

Николь быстро подняла глаза. Имя Армстронга что-то ей говорило, только она никак не могла вспомнить, что именно, и сосредоточила внимание на стоящей перед ней женщине.

Дженни была крупной и крепкой, с широким лицом и ярким румянцем, который, казалось, никогда не сходил с ее щек. "Она напомнила Николь няню, которую девушка очень любила. Весь облик Дженни говорил о присущих ей уверенности и здравом смысле, что вселяло ощущение спокойствия и надежности.

— А кто такой мистер Армстронг?

Дженни взяла пустую чашку и наполнила ее кофе.

— Конечно, они перестарались с этим порошком… Армстронг. Клейтон Армстронг. Человек, за которого вы выходите замуж, ваш жених.

Николь заморгала, потом выпила еще кофе, налитого из кофейника, стоящего на маленькой жаровне, и постепенно все вспомнила.

— Боюсь, что произошла ошибка. Я не Бианка Мейлсон, и я не помолвлена с мистером Армстронгом.