Тоби тяжело сел на край кровати.
— А я-то мечтал полежать в горячей ванне и скоротать тихий вечерок. Вдвоем с тобой.
Но Тоби пошел на званный вечер. Ему всегда приходилось быть в форме, находиться в центре внимания, и, черпая новые силы из своего огромного энергетического ресурса, он развлекал гостей так, что все хохотали, и аплодировали, и говорили друг другу, какой Тоби Темпл блестящий комик.
Поздно вечером, лежа в постели, Тоби не мог уснуть: тело его было разбито, но в мыслях он заново прокручивал успехи прошедшего вечера, фразу за фразой, один взрыв смеха за другим. Он чувствовал себя очень счастливым человеком. И все благодаря Джилл.
Мама просто обожала бы ее!
В марте они получили приглашение на Каннский кинофестиваль.
— Нет уж, дудки, — заявил Тоби, когда Джилл показала ему приглашение. — Меня хватит только на то, чтобы доползти до унитаза в собственном туалете. Я устал, родная! Работал так, что вся задница стерлась.
Джерри Гутман, ведавший связями Темпла с общественностью и прессой, сказал Джилл, будто есть неплохой шанс на то, что фильм Тоби получит премию за лучшую киноленту, и его присутствие будет полезным. Он считал, что Тоби надо поехать, это важно.
В последнее время Тоби жаловался на постоянную усталость и бессонницу. На ночь он принимал снотворное, от которого утром чувствовал себя разбитым. В качестве средства, снимающего усталость, Джилл за завтраком давала Тоби бензедрин, чтобы он мог продержаться в течение дня. И вот теперь этот цикл подстегиваний и расслаблений начал на нем сказываться.
— Я уже приняла приглашение, — разочарованно произнесла Джилл, — но это можно переиграть. Ничего сложного, милый!
— Давай поедем в Спрингс на месяц и просто поваляемся на сале.
Она удивленно посмотрела на него:
— На чем?
Он сидел замерев.
— Я хотел сказать «на солнце». Не понимаю, почему у меня вышло «сало».
Она засмеялась.
— Потому что ты смешной. — Джилл сжала его руку. — Так или иначе, Палм-Спрингс звучит чудесно. Мне нравится быть вдвоем с тобой.
— Не понимаю, что со мной творится, — вздохнул Тоби. — Просто нет больше пороху. Старею, наверное.
— Ты никогда не постареешь. Еще меня переживешь.
Он расплылся в улыбке.