Оба отца прекрасно понимали: положение дочерей самое бедственное, и выхода нет. Так уж и нет? Барон в конце концов назвал вещи своими именами; сказал: по его глубочайшему убеждению короля следует убить пока он не превратился в сущее чудовище. Возможно сказал он, Фолькоша это поразит до глубины души, но это трезвое, продуманное решение. В истории такое не раз случалось - когда корона (в данном случае не одна, а несколько) бесповоротно портила людей даже добрых и прекраснодушных. Примеров достаточно. Король Сварог начинал хорошо, но незаметно (может быть, и для себя самого) превратился в мелкого тирана и законченного развратника. Есть даже заслуживающая полного доверия информация от надежных людей: обесчещенным девушкам король приказывает ставить на плече клеймо в виде королевской короны. Одним словом, удар кинжалом будет не чем иным, как высшей справедливостью, карой стоящему над законами самодуру - а может быть, и волей господа (оба принадлежали к церкви Единого, барон даже процитировал строки из трактата Катберта-Молота «О неясном одобрении кары за пороки человеческие»).
Должно быть, Фолькош вовсе не выглядел изумленным такими откровениями: барон продолжал еще задушевнее и доверительнее, уже о вещах насквозь практических. Он с превеликой готовностью взял бы эту благородную миссию на себя, но после долгих размышлений пришел к выводу, что шансы на успех у него ничтожны. В отличие от Фолькоша, у него нет доступа в королевские покои, а при разговоре в дворцовом коридоре он обязан согласно этикету стоять в двух шагах от короля - которого с некоторых пор безотлучно сопровождают двое хватких телохранителей и, конечно же, его схватят, едва барон примется неуклюже доставать из-под камзола кинжал. Есть и более важные соображения: барону уже за шестьдесят, нет должного проворства, к тому же, ему в жизни не случалось и курицу зарезать. Это всегда делали cлyги, отнюдь не в его присутствии. На войне он не был, никогда не охотился, так что трезво оценивает свои невеликие возможности. Фолькош - другое дело, он молод, ловчее, может вплотную подойти к королю, не вызвав ни малейших подозрений, - причем в отсутствие телохранителей.
Барон был круом прав. Фолькош тоже не был на войне, никогда не охотился, но крови как раз не пугался, был к ней привычен, как очень многие простолюдины. Его жалованье позволяло держать кухарку (она же домоправительница и служанка), но вот крови она боялась панически. Много лет камердинер резал кур и кроликов (живые на базарах продавались дешевле, чем битые, ощипанные и ободранные, что немаловажно для человека, вынужденного считать каждый грош), порой и овец, когда ездил в пригородные деревни купить мяса, а пару раз приходилось и телят забивать. Наконец, он был почти на двадцать лет моложе барона, силу и ловкоегь сохранил...
Фолькош, не раздумывая долго, сказал, что чувствует себя готовым, и уверен - рука у него не дрогнет. Обрадованный этим барон заговорил о конкретике. Достал из шкатулки и положил на стол этот самый кинжал, по его словам, наточенный до бритвенной остроты, сказал: посоветовавшись со знающими людьми, он считает, что лучше всего и надежнее ударить в спину, прямехонько в сердце... Столь мерзкий человек, как Сварог, удapa в грудь не заслуживает (с чем Фолькош был полностью согласен). Сказал еще: он вовсе не желает, чтобы собрат по несчастью принес себя в жертву и пошел на казнь - кто тогда позаботится об осиротевших детях? Объяснил, как, по по разумению, лучше всего покинуть дворец незаметно, а затем скрыться из Латераны. Рядом с кинжалом легли замшевый мешочек, где, по словам барона, лежало пятьсот золотых и незаполненный печатный лист, позволяющая уехать за границу подорожная со всеми подписями и печатями. Подорожную грамотный Фолькош мог заполнить сам на столько людей, сколько понадобится - например, и на вдовушку, если она согласится, и на детей. Вдобавок вот еще рекомендательное письмо к лоранскому знакомому барона, который непременно поможет устроиться на новом месте, получить лоранское подданство. Из Лорана, где к Сварогу не питают не малейшей любви, никто Фолькоша не выдаст.
На том и расстались, больше добавить и нечего...
Cварог не выдержал: встал, подошел и остановился над незадачливым убийцей, зло выдохнул:
- Зла не хватает!.. Взрослый человек, неглупый... Ты у меня не первый год служишь, должен был меня немного узнать... Похоже это на меня или нет?
- С одной стороны, никак не похоже, - растерянно сказал Фолькош, - а вот с другой... Вы выглядели как доподлинный, уж госпожа баронесса-то вас не раз видела. В жизни не слыхал про колдунов, что умеют облик другого человека принимать. Вот оно все и сложилось...
Остыв от минутной вспышки, Сварог вернулся на свое место. Фолькош протянул покаянно, с грустной покорностьо судьбе:
- Рубите мне голову, ваше величество, кругом виноват, только, я вас умоляю, детей не трогайте, они ни виноваты. Я один на удочку попался, они ни в чем не виноваты. Я один на удочку попался, я один и ответчик...
- Помолчи, - резко сказал Сварог. - Все молчат, король думать будет...
Раздумывал он недолго. Все было как на ладони. Нет необходимости и на этот раз искать лоранский след. Он прекрасно знал, что и первый гофмейстер, и барон - веральфы. Где-где, а по дворце веральфов удалось выявить легко. Не далее как шесть дней назад был с обычной пышностью отмечен ежегодный Праздник Верности, когда на торжественную церемонию в большом тронном заде собираются не только все придворные, но и мимо короля на троне проходят процессией все без исключения дворцовые слуги, вплоть до самых незначительных, и у всех красная лента на плече - геральдический цвет верности. Так что задача была несложная: восседать на троне, внимательно присматриваясь к каждому и делать отметку в памяти. Никого из изобличенных он не спешил арестовывать - никуда не денутся, дождутся своего часа. Оказалось, крупно их недооценил...
Надо сказать, задумано было неплохо, где-то даже изящно. На Таларе давным-давно перевелись умельцы, способные надевать чужую личину, этим умением владеют лишь лары, так что нет сомнений: "король Сварог", охально изобидевший двух непорочных девиц, - Высокий Господин Небес, наверняка тоже веральф. Ничего удивительного, что Фолькош - точнее его дочка (насчет баронессы, конечно же, гадский папа врал, как сивый мерин) искренне приняла самозванца за настоящею короля Сварога...
Один серьезнейший вопрос оставался пока что без ответа. Покушение - лишь часть более обширного плана, иди веральфы пошли на это от безнадежности, не в силах ничего более предпринять? Окажись истиной второе, было бы хорошо, да что там, просто прекрасно. Но истины сейчас не доискаться...
Камердинер замолчал с видом человека, которому больше нечего сказать. Интагар уставился на Сварога вопросительно, со своим обычным хищным азартом.
- Представьте себе, он не врет нисколечко, - сказал Сварог. - Значит, так все и было. Хорошенькую же свинью мне подложили эти господа...
Интагар вскочил, словно пружиной подброшенный:
- Прикажете... обоих?
- Ну, разумеется, - сказал Сварог. - Оба уже должны быть во дворце. Только сначала для пущей надежности объявите "Гром и молнию". Отправьте в дома обоих воинские команды и сыщиков. Как обычно в таких случаях, тщательный обыск. В таких дедах обходятся без писаных бумаг, но вдруг да отыщется что-то интересное... Идите.
Интагар покинул столовую почти бегом, все же притворив за собой дверь аккуратно и бесшумно, Фолькош снова завел свое: