Пока мне так и так нужно было выждать время, за которое окрасятся волосы, я решительно ухватила сумку за веревки и затащила ее в зал, определив место у батареи. Одну коробку, обливаясь потом, кряхтя и задыхаясь, притолкала в кухню и задвинула под столик. Так, теперь осталось разобраться с полутораметровым Нечто.

Бросив взгляд на часы, я выругалась и побежала смывать краску. Руки после таскания тяжестей лихорадочно тряслись, а поясница противно ныла. Кое-как выстояв, согнувшись под краном, я обессиленная выползла в прохладу коридора. В зале бубнил телевизор, на кухне кипела преданная забытью картошка, а возле стоявшего в углу Нечто крутился Пешка. Вид у паршивца был хитрющий! И неспроста: на серой мешковине темнели мокрые разводы.

— Ах ты, вредитель! — притопнула я на него, припомнив, как этот курносый клоп пометил и мой чемодан, оставленный в коридоре в первый день приезда.

Вначале я бросилась выручать картофель, превратившийся в печеное пюре. Позже, собравшись с силами, думала замыть следы преступления Пешки, но…

С четверть часа я стояла напротив опоясанного веревкой предмета, гадая, что же это может быть. Дверца шкафа? Спинка кровати? И только после поймала себя на мысли, что не решаюсь приблизиться к свертку. Искала причины совершенно нелепой робости. Что меня останавливает? Высота в полтора метра? Зловещая мешковина, опутанная веревкой так, что в переплетениях угадываются странные рисунки? Темное пятнышко краски, в полумраке прихожей напоминающее кровавый мазок? Или все же черная дырка, обрамленная расползшимися нитками? Да, она напоминает бешеный глаз, слепо уставившийся в пол. Ну и что? Черт возьми, это засохшие подтеки злодеяний пекинеса! Так почему же мне они кажутся слезами дыры-глаза?

Бездумно расчесывая волосы, я смотрела в фальшивое око, а оно свирепо пялилось на мои трусливо подбирающиеся пальцы ног.

Я так и ушла в спальню, завалилась на кровать и уснула при включенном бра.

Среди ночи проснулась с дико колотящимся сердцем. Приподнявшись и замерев, прислушалась, усиленно вспоминая, заперла ли входную дверь. И вдруг полную тишину снова разорвал визгливый собачий лай, перешедший в отчаянное завывание.

Соскочив с кровати, я бросилась в прихожую и врезалась в коробку, оказавшуюся на пути к включателю. Зажгла свет и позвала Пешку, но тот не откликнулся. Не понимая, что происходит, зашла в зал и обнаружила пса забившимся под диван.

— Пешка, Пешка, — позвала я, похлопав себя по ноге.

Тот скалил клыки, тряс усатыми щеками и пятился от меня, готовый врасти в стену. Я знала этого паразита с первых месяцев его жизни. Марья Сергеевна везде таскала его с собой. Даже к нам с ним приходила, когда оставалась с ночевкой, дабы перетереть на пару с мамой в пыль, пух и прах героинь своих дневников. За три года мне еще не доводилось видеть этого наглого паразита испуганным. Сейчас же он то жалобно скулил, то отчаянно рычал и смотрел на меня расширенными до предела зрачками. Мне пекинесы и тойтерьеры всегда казались до неприличия несимпатичными, но я и представить не могла, какими они могут быть жуткими в своей отчаянной боязни!

Мне еще вчера было не по себе от этих соседских котомок, а после непонятного выпада Пешки все захолодело внутри. Стыдно признаться, но этим чувством был обыкновенный страх. Обматерив соседей, сто раз пожалев, что сочла неудобным отказать в просьбе, я рассмеялась в надежде на собственное ободрение. Ведь не маленькая девочка, чтобы во всякую чертовщину верить. Тем более что для этого нет ни малейших оснований. И все же, включив во всех комнатах свет, я согрела чайник и хлобыстнула чашку кофе. Затем поставила перед собой будильник и отсчитывала каждый час, нетерпеливо ожидая рассвета.

В первых лучах солнца, осыпавших кухню и прихожую, все вечерние и ночные вспышки необъяснимого страха выглядели смешными. Да что там, безобразно нелепыми!

Накинув спортивную куртку и шагнув в шлепанцы, я сняла с вешалки поводок и затрясла им, приглашая Пешку на прогулку. Обычно он на этот звук несся со всех лап, но в это утро я с трудом выманила его из-под дивана и даже с опаской надела ошейник. Мне показалось, что я совсем не знаю этого пса. Он больше не вилял мне хвостом и не норовил лизнуть в пятку. Что могло с ним случиться?

Выйдя из подъезда, я чуть не столкнулась с соседушкой, возвращавшимся домой с пустым ведром и книгой. Надо же, моя безмолвная критика подействовала! Он сменил сиреневую рубашку на лоснящийся синий пиджак и полосатую майку. Но брюкам с нечеткими стрелками и жирным пятном на коленке он остался верен.

Пешка, как обычно, приветствовал соседа лаем, готовый вывихнуть мне палец, обмотанный тоненьким поводком.

— Здравствуйте, Игорь Яковлевич! — дернув на себя пса, словно извиняясь за его намерения вцепиться ему в штанину, сказала я и взглянула в бесцветные жабьи глаза.

«Языком подавишься, если хоть раз ответишь?» — мысленно обратилась я к лоснящейся худой спине, так и не дождавшись ответа.

Пешка еще долго лаял в сторону подъезда, прежде чем сосредоточился на кустах. Проветрившись на свежем воздухе и приободрившись, я даже показала язык уже не кажущемуся таинственным свертку и решила поведать о вчерашнем Верке. Насыпав Пешке шариков корма, я с чистой совестью вооружилась бутербродом и завалилась в кресло.

— Ае! — услышала я, набрав номер Верки.