Шед Стиллвелл провел рукой по потному лбу. Уф, кажется, пронесло. Он всегда говорил близнецам, что с мисс Эмпсон шутки плохи. Будем надеяться, сегодняшний урок все-таки пойдет им впрок. Впрочем, в этом Шед сильно сомневался.
Он посмотрел на часы. (Тут надо сказать, что Шед очень гордился своими часами — подарок родителей в день его двенадцатилетия — и каждые десять минут находил повод узнать время.) Без малого 3.00. Интересно, продолжит мисс Эмпсон урок истории после выходки близнецов или все-таки смягчится и отпустит их пораньше?
Ответ на вопрос не заставил себя ждать: в следующее мгновение мисс Эмпсон заговорила, обращаясь ко всему классу:
— Пожалуй, сейчас мы сосредоточим внимание на делах учебных. Вчера мы обсуждали Америку времен первых колоний. Думаю, мы лучше поймем прошлое нашей страны, если соотнесем изучаемый отрезок истории с историей нашего родного города.
В 1636 году Роджер Уильямс, спасаясь от судебных преследований в Массачусетсе, бежал в наши края и основал поселение Провиденс. Два года спустя один из его сподвижников, некий Огастес Блэквуд, взгляды которого Уильямс счел излишне либеральными, также бежал. Он отправился по побережью на юг, где вскоре, сопровождаемый последователями, и основал Блэквуд-Бич.
Имена большинства первых поселенцев сегодня увековечены в названиях улиц, парков и общественных зданий нашего города. Стагхорн, Трипп, Гуднайт.
При упоминании последнего имени все дети вздрогнули: образ Уэлкама Гуднайта всплыл на поверхность их памяти подобно зловонным газам, вырывающимся из болотной трясины. Тони Дикристофаро на всякий пожарный случай показал «козу»: мизинец и безымянный пальцы торчат словно рожки, остальные прижаты большим пальцем.
— К сожалению, почти никто из этих семей не дожил до наших дней, и причиной тому Пятнистая чума, эпидемия которой разразилась в 1750-х годах. Вторая волна иммиграции имела место после Великой Американской революции, когда Блэквуд-Бич открыли для себя флибустьеры и контрабандисты; они занялись здесь оживленной торговлей… э-э-э… — мисс Эмпсон на миг отвернулась от класса, — противозачаточными средствами из бараньей кожи. Только после того как по настоянию Бенджамина Франклина, известного своими либеральными взглядами, Конгресс США легализовал эти, хм, средства, Блэквуд-Бич утратил свою дурную славу.
Стоило мисс Эмпсон произнести последнее слово последней фразы, словно она идеально рассчитала ее до секунды, как прозвучал звонок.
— На сегодня все, ребята. Урок окончен. Все свободны.
Дети дружно встали с мест и вышли из класса.
За исключением, разумеется, близнецов.
Шед шагал, поддавая ногами опавшие листья, толстым ковром покрывавшие мощенные кирпичом тротуары. Обычно он редко шел из школы прямо домой, предпочитая немного побродить по улицам родного городка.
Дом Шеда стоял на Типстафф-лейн, примостившись довольно высоко на краю созданной самой природой впадины в форме полумесяца, к которой, собственно, и прилепился город.
Из любой крытой черепицей башенки открывался потрясающей красоты вид на весь Блэквуд-Бич и море. Прежде чем отправиться домой, мальчик по привычке произвел ежедневный осмотр городских достопримечательностей.
Легким шагом он прошел небольшой квартал, именуемый Дайерс-стрит. Здесь, кичась перед остальными домиками свежевыкрашенными стенами, возвышался особняк некой миссис Старкуэзер. Надо сказать, обликом дом ужасно напоминал свою высокомерную, жестоковыйную хозяйку. Пройдя мимо рынка Рекстроз-Маркет, Шед зашагал по Мейден-стрит в гору, затем миновал котлован, в котором когда-то покоился фундамент дома Броудбентов, и обсерваторию профессора Шримшандера. Затем он остановился поболтать с друзьями, которые играли с трехногой собачонкой Эдда Стаута. После чего зашагал дальше по улице, тянувшейся вдоль высокого края получаши, на внутренней поверхности которой и примостился город, вернее, большая его часть.
На Нижней авеню, возле стоявших бок о бок домов мистера Зейсса и майора Флудда, мальчик свернул направо. Затем прошел мимо пустыря, который ребятишки называли Могильником, хотя вряд ли кто-нибудь мог сказать точно, кто или что именно покоится там в хладной земле.
Наконец Шед добрался до Канавы — своего любимого места.
Канавой назывался глубокий овраг, по которому протекала узкая быстрая речка. Достигнув края утеса, она образовывала живописный водопад и уносила свои воды в море. За оврагом Нижняя авеню продолжалась, проходя по перекинутому через Канаву мостику чугунного литья, перила которого украшали изображения злобных человеческих лиц.
Сойдя с дороги у края моста, Шед начал спускаться вниз по склону оврага, испачкав при этом руки и джинсы. Оказавшись внизу, среди берез, ив и тополей, облюбовавших в качестве жилища это укромное место, он остановился на берегу ручья. Набрав полную пригоршню камушков, Шед принялся один за другим бросать их в воду.