— Теперь можно говорить, ллеир Дан-Эйра, присаживайтесь, — я удивленно приподнял бровь, натянул на лицо однобокую улыбку, сел и приготовился его слушать. — Полагаю, именно ваши симбионты извлекли чип, не разрушив его? Удобно. Надо будет изучить их. Может, даже внедрить.
— Как нашли чип? — я уже осмотрел всю квартиру. Бесстрашный Фарраг был один.
— Пришёл лишь поговорить с вами, но не обнаружив, позвонил Крэйннару. Он уверил, что вы дома. Не переживайте, я не выдал ему ваш секрет. Теперь уже наш секрет. Для него вы по-прежнему смотрите телевизор.
— Как нашли чип?
— Всего лишь подумал, куда бы спрятал чип я. Мы с вами думаем почти одинаково.
— Отчего же вы не сдали меня Крэйннару?
— Мне очень понравился тот спектакль, который вы устроили для Ханнари, для всех нас. И я люблю неоднозначных людей. Это придаёт общению некоторую пикантность. Я хочу пригласить вас поговорить в свои апартаменты.
— Зачем?
— Зачем, что здесь, как и во всей остальной столице, нас безустанно и неусыпно слушает нейрокопия многолюбимой мною когда-то матушки Тенемхета, космос ей пухом. А мне бы очень хотелось поговорить без её любопытных женских ушек.
Он пригласил меня в свой роскошный аэрокар. Пожалуй, у Аритайны он был немного попроще. На таком можно продержаться несколько часов даже на орбите. Отлично, у меня были свои планы на этот разговор. Перед отлетом, под благовидным предлогом, я успел вернуться домой, вытащить чип и инсценировать разговор с Тенемхетом. Затем оставил короткое сообщение Крэю.
— Я не люблю городскую суету, весь этот шум, рёв двигателей, запах масла, автомобилей, пережжённого воздуха. Иногда мне кажется, что Нижний мир смердит своими испражнениями даже до двухсотого этажа.
— Потому что ваш Нижний мир гниёт.
— Интересное сравнение. Вы когда-нибудь видели виноградинки, ллеир Дан-Эйра?
— Я не помню.
— Знаете, когда виноградари делают вино, они отжимают сок, и то, что остаётся: косточки, кожура и прочие отходы, разбрасывают в качестве удобрения прямо под виноградные лозы. Солнце ещё жарит вовсю, — Фарраг восхищённо улыбался, будто рассказывал историю старому другу, — и эта мезга начинает перегнивать и привлекать к себе множество насекомых: фруктовых мух, ос, бабочек, — всех тех, кто любит гниль. А если копнуть немного, то можно обнаружить миллионы личинок этих мух. Всё это жизнь, и она копошится, копошится там, создавая новую жизнь, удобряя лозы. Такой круговорот. И всё это — с ужасным запахом брожения и гнили. Но именно эта гниль, она даёт всю эту жизнь. Даёт ценный виноград, даёт вино по несколько тысяч кредитов за бутылку. Даёт будущее, в конце концов.
Фарраг не к месту засмеялся, умиляясь нарисованной им картине.
— Вы сравниваете себя с этими червяками? Которые питаются гниющим миром?
— Я сравниваю себя с виноградарем, — лицо Фаррага напряглись от сравнения с насекомыми.
— Вы всех их так презираете. Но ведь именно они приносят вам деньги.
— Верно, но мне не хочется находиться слишком близко к своей ферме. Поэтому я предпочитаю жить здесь.