— Добрый день, Томас, — радостно откликнулся Билл. — А как поживают наши Байблы?

— У папы похмелье, а Фрэнки показывал мне свою пакость, — ответила Рипли.

На губах Билла появилась загадочная — точь-в-точь как у Моны Лизы — улыбка.

— Да-да, — сказал он. — У меня есть одна маленькая штучка... — Он сморщил нос. — Думаю, мой намек понятен...

Бочком протиснувшись сквозь Байблов, он направился к своей старой «тойоте» — один из первых борцов за охрану окружающей среды любил прокатиться с ветерком. В своем костюме-тройке он выглядел как блондин из «Каталога Сирза».

«Подрочить и сдохнуть», — прочел Томас по губам Миа, когда Билл выехал с подъездной дорожки.

Сколько он их знал, Билл и Миа делали все, что обычно делают статистически обреченные пары. Они кривлялись, когда говорил кто-то третий, — пугающее указание на неотвратимо скорый разрыв. Послушать, так они питали друг к другу неугасимую вражду. Буквально на каждом шагу и в любом обществе смачно чмокали друг друга. И все же каким-то образом им удавалось не только выжить, но и цвести и пахнуть. И безусловно, их отношения длились намного дольше, чем отношения между Байблами.

— Ничего серьезного? — Томас не столько спрашивал, сколько проверял.

Уже много лет он помогал обоим улаживать, казалось бы, неотвратимые роковые размолвки, обычно удерживая одного из них от очередного выкидона так, чтобы другой об этом не знал. Томас называл это «партизанской терапией».

— Порядок, профессор. Геи любят жопы, помните? Извиняюсь за свой французский.

— Папа тоже говорит по-французски, — сказала Рипли.

— Никогда и не сомневался, моя сладкая.

Миа кивнул на черный мини-фургон, припаркованный рядом с «акурой» Томаса, поднял брови.

— Компания, профессор? Быть может, это Гатоге?

Усмехнувшись, Томас закрыл глаза и покачал головой.

Миа был жутко любопытен. Безнадежный случай.

— Нет. Ничего подобного.