— Я мало знаю о твоей матери, но, если судить по дочери, могу предположить, что у меня неверная информация.

— Мама у меня замечательная, — зло сказала я, — а у тебя точно неверная информация.

Тяжелый вздох, после чего воин поднялся, подошел, меня каким-то совсем неуловимым движением подхватили на руки и потащили в постель. Сопротивляться и вопить я не решилась, памятуя о том, что как бы желание я проиграла, причем позорно.

Эран подошел к постели, осторожно уложил меня на спинку… и началось!

А что началось? Не знаю как у кого, а у меня кажется, началась революция… гормональная. И самое приятное, что у него она тоже начинается… И закрыв глаза, я приготовилась, уже предвкушая то, что собственно начинается, и старательно отбрыкиваясь от доводов здравого разума… Не до него сейчас, тут гормоны бунтуют… Но ничего не происходило.

Приоткрыла глаза, из-под полуопущенных ресниц взглянула на воина. Стоит.

— Чего стоим, кого ждем? — ни капельки не наглея, спросила я.

И снова глаза закрыла, а то когда я на него смотрю, на глазах глупею. Хотя куда уж дальше?

Полежала… жду. В ответ тишина и никаких непристойных действий. Он что, издевается?!

Открыла глаза, вздрогнула под его синим немигающим взором. Эран так и стоял надо мной, согнувшись, руки сжаты в кулаки и опираются о постель по обе стороны от меня, на лице застыло какое-то каменное выражение, а все мускулы напряжены до предела. И вот я смотрю на него, он на меня… гормоны торжествуют полную победу над разумом, и вдруг воин произносит:

— Киран МакВаррас, ты примешь дар моей жизни?

Нормально, да? Так и потянуло сказать: «Мужик,

секс еще не повод для знакомства», но я почему-то промолчала… Наверное, потому, что гормоны и над моей ехидностью одержали полную и безоговорочную победу и сейчас я была совершенно беззащитна перед желанием собственного тела. Однако было внутри меня нечто такое, что даже в абсолютно пьяном состоянии заставляло дойти домой, или до общежития. И вот это что-то, всегда сохраняющее остатки разума, заставило взять себя в руки.

Тяжело вздохнув, я откровенно спросила:

— Это что, предложение стать единственной?

Он нагнулся чуть сильнее и выдохнул:

— Да…

От этого его «да» у меня дыхание перехватило… И все это мускулистое великолепие так близко и… И-и-и… и, в общем:

— Я не могу сейчас ответить, — честно призналась этому последнему с конца.

Вопрос последовал незамедлительно: