– Я еще до конца не разобралась, – ответила я дипломатично, доставая из холодильника сыр и ветчину, чтобы сделать сэндвичи.

– Да брось. С первого взгляда все ясно, – отмахнулась девушка. – Извращенцы. У Владимировича бес в ребро, а его жена делает вид, что так и надо. И старуха туда же. От нее я не ожидала.

– Жена? Ты о ком?

– О Таньке. О ком же еще? Ты что, не заметила ту, что с постной рожей?

– Она его жена?! А Карина тогда кто?

– Эта шалава? Невеста. Не помню, какая по счету. Сколько их тут перебывало – мама не горюй! Но эта ушлая оказалась. В два счета скрутила старикана. Танька с матерью пикнуть не успели. И поделом. Они обе с приветом.

Я чуть не выронила нож, которым нарезала свежий батон.

– Погоди, ты меня совсем запутала. Если Татьяна – жена Сальникова, то почему она все это терпит?

– Говорю же – повернутая. Вот до чего образование доводит, моя матушка всегда говорила: «Меньше знаешь, крепче спишь».

– Ну, поговорка не совсем про это… – машинально ответила я, укладывая сэндвичи с ветчиной и сыром в специальную корзинку, выстланную изнутри чистой хлопковой тканью в пасторальную бело-синюю клеточку.

– Про это самое. Ты им еще курицу холодную сунь, со вчерашнего обеда осталась.

Я послушно достала из холодильника половину вареного цыпленка, завернула в пленку и пристроила его рядом с сэндвичами. Люся продолжала самозабвенно болтать.

– Танька вон ученая, вся в каких-то степенях, лекции по философии читает, а собственного мужика в ЗАГС отвести не удосужилась. И ведь ребенка с ним прижила! Вообще-то, я его понимаю. Кто ж с такой занудой жить захочет? Ты к ней в комнату зайди: все книги по алфавиту разложены, в картотеку записаны. Дай ей волю, она бы их все обрезала, чтоб одного формата были. А одежда в шкафу? Она у ней вся развешена по цвету. Как в магазине! А как она ест? Все по отдельности! Сначала гарнир, потом котлету, а уж затем остальное.

Я кивнула, вспомнив, как Татьяна возилась с борщом. Но спросила я о другом:

– Ты сказала, что они не были в ЗАГСе. А как же девочка? Она ведь дочь Игоря Владимировича?

– Ну, девчонку-то он сразу на себя записал, – скривилась Люся. – Хоть в этом порядочный оказался. И что? Наличие дочки не мешает ему баб менять, как пер…

Люся поперхнулась чаем и вытаращила глаза. Я обернулась. В кухню впорхнула Карина. Искоса зыркнув в мою сторону, она схватила корзину со стола и, не сказав ни слова, удалилась.

– Вот задрыга, – сказала Люся с чувством. – Послал же бог на нашу голову.

– Если все так плохо, почему тогда Татьяна не уйдет? – искренне удивилась я.

– Ха! Уйдет она, как же! Что она, сама себе враг? Кроме того, что-то у нее в голове перемкнуло, и она зациклилась, что люди должны быть свободны от обязательств. Даже книжку про это написала. Только странная какая-то свобода получается: он по бабам ходит, домой их водит, типа, с женой знакомить, а она продолжает твердить, что «абсолютно счастлива» и что у них «идеальное супружество нового типа». Один раз, правда, не выдержала, закатила ему сцену. При мне дело было. Так он посмотрел на нее так презрительно, пригладил свои три волосины и говорит: «Уж не самая ли обыкновенная ты самка, моя дорогая?» Танька сразу заткнулась. Знаешь, – Люся вдруг понизила голос, – по-моему, ей просто идти некуда…