– Ну, нельзя так нельзя. – Пораженная убойной логикой, гостья согласно подняла руки.
Невольницы сняли с Женьки пояс и башмаки, проворно стащили платье и рубашку.
– Садись, госпожа, в кадку… о-от! Не горячо ли? Или, может, холодновато? Так мы горяченькую принесем.
– Нет, нет, не надо. Ни горячо, ни холодно. – Невестушка улыбнулась. – Бабушка моя такую водичку «летненькой» называла. Помню, в детстве в баню меня водила… Да! Забыла Хирульфа спросить, раз уж он тут главный. Рубахи-то другой нету? Эту б я постирала, давно уж ношу.
Девчушки прыснули.
– Да как, высокородная, нету-то? – ответила за всех светлоглазая. – Хирульф-ярл – властелин не жадный, многим от щедрости своей чего дал. Ты-от в сундук-то заглядывала?
– Нет еще.
– Так мы откроем, покажем?
Светленькая невольница шустро распахнула сундук и, по очереди вытаскивая каждую вещь, нахваливала, словно считая себя полномочной представительницей своего хозяина-ярла. Верно, так оно и было.
– От тебе и рубаха, высокородная! Глянь! Льняная, на солнце выбеленная, с оберегами вышитыми, а? Какова?
– Красиво, – плеснув водой, улыбнулась в кадке Женька.
Остальные рабыни тут же схватили корцы и начали поливать голову гостьи. Той было приятно, чего уж…
– А вот и платье! – продолжала светлоглазая. – Чистая шерсть, тонкая, крапивой выкрашена.
Новое платье Тяке тоже понравилось – не бог весть что, но… как говорится, простенько, но со вкусом.
– А вот гребень золотой из фризской земли, со смарагдами, а вот браслеты с каменьями – то нашенские, Крады-коваля работы…
– Глаз не оторвать!
– А вот бусы из камня солнечного!
– Янтарь! Господи, красота-то какая!
Пока «невестушка» принимала ванну, пока примеряла обновки да драгоценности, а потом и пир – время до ночи пролетело быстро. И только ночью наконец-то настало время подумать обо всем, тем более юная гостья нынче ни вина, ни браги особенно много не пила, да и вообще, сославшись на усталость, покинула гостеприимную трапезную Хирульфа-ярла пораньше. Как раз в этот момент начали плясать какие-то смуглые полуголые девицы, тряся ягодицами и вызывая бурные восторги присутствующих.
Вернувшись в горницу, Женька отправила прочь помогавших снять платье невольниц, растянулась на сундуке, застеленном мягкой медвежьей шкурой, и, заложив руки за голову, недвижно уставилась непонятно куда.