Как только закрылась дверь, я наконец-то смогла нормально выдохнуть. Даже не заметила, что всё это время едва дышала, словно грудь стиснули железные обручи. Лоб и щёки полыхали, кровь тяжело стучала в висках. Я спрятала лицо в ладонях, чувствуя, что балансирую на самом краю настоящей истерики, со слезами и безумным хохотом, с расцарапыванием собственной кожи и выдиранием прядей волос. Надо бы успокоиться.

Дубовский оставил мне такую массу сложных впечатлений, что я барахталась в этой куче, запутываясь ещё больше. Его взгляд то прожигал на мне дыры, то замораживал до онемения. Его манеры и повадки внушали ужас, но в то же время… Словом, рядом с ним трудно было остаться безучастной. Напускное равнодушие шло трещинами за секунду. Я боялась, что он позволит себе лишнее — дотронется, попробует прижать или обнять, а то и поцелует. И вместе с тем меня сжирало любопытство. Как это, когда тебя касается Максим Дубовский?

Я ненавидела себя за эти мысли. Они поднимались грязными пузырями со дна души, лопались, расходились чёрными цветами на поверхности. Сами собой, безо всякого моего участия. Казалось, это встроенная программа, которая сама собой включалась, стоило мне задержать взгляд на Дубовском дольше, чем на секунду. Такой дряни со мной ещё никогда не происходило.

И при этом — я по-настоящему боялась его. Не просто трепетала, а приходила в ужас от мысли, что проведу с ним полгода. Интуиция подсказывала, что он действительно способен на всё. На самые чудовищные поступки. Просто потому, что в его мировоззрении нет такого понятия. Есть только выгодное для него. Или не выгодное.

В голове снова прозвучал его хрипловатый, низкий тембр, вызывающий дрожь в подреберье: «Ты будешь жить в моём доме. Появляться там, где я скажу, и когда скажу. Делать то, что я прикажу».

Кто знает, где границы его желаний и воображения?

«Я хочу иметь всё».

Отчаяние надвигалось на меня грозовой тучей, огромной, уродливой, в пухлом брюхе которой глухо ворчала близкая буря. Громы и молнии должны обрушиться на мою маленькую голову, стереть её с лица земли. Иначе это сделает он.

Пытаясь найти выход, я схватилась за то, что было ближе всего — и допила шампанское. Переписала телефон и адрес с салфетки в смартфон. Мстительно обозначила контакт как «Ублюдочный супруг» и немножко развеселилась. Что же, во всяком случае, он никогда не сможет купить моё уважение, мою дружбу. И мою любовь. Хотя вряд ли он во всём этом хоть немного нуждался. Он слова-то такие знает?

Постукивая телефоном по столешнице, я вдруг спохватилась, что до сих пор не написала Илье. Он же там с ума, наверное, сходит! Я подорвалась с места, усмиряя разболтавшийся после выпитого взгляд и кинулась к двери. Та распахнулась, словно только этого и дожидалась, едва не отправив меня в нокаут.

— Отойди. — Илья отодвинул меня в сторону, как какую-то помеху и заозирался. — Где он?!

Любовь всей моей жизни выглядел каким-то помятым, его нижняя губа распухала на глазах, а глаза были мутные и налитые кровью. Вдобавок, алкоголем от него разило так, что хотелось петь. Так-так. Не одна я сегодня поддала для расслабления. Но я хотя бы ни с кем не дралась.

Увидев, что я одна, он опустил сжатые кулаки. Подозрительно оглядел кабинет, будто рассчитывал, что Дубовский затаился под стулом — и сейчас-то он его оттуда выковыряет. Задержался на пустой бутылке. Глаза стали злыми.

— Развлекались? — Он подошёл, посмотрел на этикетку. — Ого, Dom Perignon. Шик. Блеск. Ты этого достойна, конечно же. Как тебе? Понравилось? Оценила подкат?

С каждым словом он распалялся всё больше, приходя в натуральное бешенство. Бескровные губы сжались в нитку, желваки челюсти вспухали и опадали.

— Не надо так, — успокаивающе сказала я. — Я выпила, когда он ушёл.

Маленькая ложь. Моя мама всегда говорила, что Маленькая ложь — это семечко, из которой вырастает Огромное враньё. Но сейчас мне показалось разумным сказать так, чтобы сгладить углы. Илюха был очень пьян. Взвинчен до предела. В том состоянии, когда люди теряют способность адекватно мыслить. Любая мелочь могла стать триггером. И мне не хотелось знать, к чему это может привести.

Он зачем-то схватил бутылку, покрутил её в руках. Понюхал горлышко. Вперился в меня покрасневшими глазами. И вдруг пошёл прямо на меня, громко и тяжело дыша, как рассвирепевший бык. Ноги рефлекторно понесли меня назад, но отступать было некуда. Илья вжал меня в стену и зацепил пальцами подбородок, приподнимая голову.

— Ну что, золотко, — сказал он с такой злобой, что я внутренне сжалась в комок. — Он лучше меня? А? Говори, дрянь!

С этими словами он резко развернулся и шарахнул бутылкой в противоположную стену. Я вскрикнула от испуга. Бутылка со звоном разлетелась вдребезги. По шёлковым обоям заструилось шампанское, пенящимися ручейками стекая вниз.