— А ты хорошенькая, — вдруг сказал он. — Садись.
Я приподняла подол кружевного серебристого платья и присела на кушетку. Он закинул ногу на ногу и отбросил с лица прядь седых волос. Его желтоватые кошачьи глаза хитро щурились.
— Ганиэль меня не любит, — пожаловался он. — И уважать совсем перестал.
— Мне его убить?
— Сам справлюсь. Ты не знаешь, зачем он тебя сюда притащил?
— Нет. А ты?
Он не ответил.
— Хочешь дар?
— Спасибо, у меня есть, — вежливо отказалась я.
— Ветер? — Его смех звенел стеклянными колокольчиками. — Это же почти ничего! Хочешь все четыре — огонь, воду, землю? Будешь единственной и неповторимой.
— Я и так… хм… неповторима…
В груди горело, мне не хватало воздуха.
— Жаль, — сказал он грустно. — Жаль, что ты не успеешь познакомиться со всеми.
— Почему? Третьего нет поблизости?
— Ты умираешь.
Ах-хах! Я извергала воду на мраморный пол купальни, стоя на четвереньках. Прислужницы хлопотали рядом, придерживая мою голову:
— Вы уснули и ушли под воду, госпожа.
— Хорошо, что мы в щелочку подглядывали и вас вытащить успели.
— Госпожа, вы слышите нас, госпожа?
Я кивнула, меня опять вывернуло.