– Она моя жена.
– Она может обслуживать клиентов и здесь, отрабатывая свое проживание. – Она потрясла перед ним лопаткой. – Что ты можешь предложить ей помимо той палки, что у тебя в штанах?
Челюсть Риза напоминала гранит. Он мог перебросить Маделин через плечо и отнести домой, но несмотря на свои угрозы, Риз не хотел принуждать ее физически. С одной стороны, она была беременна, но что еще важнее, он хотел, чтобы она отправилась с ним домой, потому что сама этого желала. Один взгляд на лицо Маделин сказал ему, что у нее не было намерения сделать и шага в направлении ранчо.
Что ж, теперь он знал, где она находится. Маделин не вернулась в Нью-Йорк. Она осталась в пределах досягаемости, и он не отступит. Яростно взглянув на нее напоследок, он бросил деньги на стол и вышел вон.
Маделин медленно расслабилась, перестав сдерживать дыхание. Она подошла к краю. Риз был так же решительно настроен вернуть ее обратно на ранчо, как убежден в том, что она клон его первой жены. И если она что-то и знала о Ризе Данкене, так это то, что он столь же упрям, как и мул, и не отступит от своего. Он вернется.
Она подняла его нетронутый кофе и отнесла к прилавку. Флорис посмотрела на дверь, все еще дрожащую от силы, с которой Риз захлопнул ее, затем повернулась к Маделин с самым невероятным выражением на лице. Ее лицо походило на потрескавшуюся землю пустыни, когда сморщенная от недовольства кожа сдвинулась и перестроилась, а глаза зажглись дьявольским весельем. Два ковбоя в шоке наблюдали, как Флорис фактически улыбнулась.
Она протянула свою руку ладонью вверх, растопырив натянутые пальцы. Маделин победно шлепнула по ней собственной рукой, после чего перевернула свою ладонь, ожидая ответного шлепка Флорис. Они поздравили друг друга, дав пять.
– Один-ноль в пользу жены, – сказала Флорис с бесконечным удовлетворением.
Он вернулся на следующий день, скользнув в кабинку и наблюдая за ней из-под полуприкрытых век, пока она обслуживала клиентов. В маленьком кафе сегодня было необычайно оживленно, и он кисло подумал, что это делает честь Флорис, если связано с распространившейся вестью об их вчерашней конфронтации. Ничто так не привлекало внимание людей, как бесплатная развлекательная программа.
Сегодня она выглядела утомленной, и он задумался, хорошо ли она себя чувствует. У Маделин еще на ранчо случилось несколько приступов тошноты, но ее утренние недомогания не были слишком долгими. Сейчас, глядя на нее, можно было сделать вывод, что недомогания стали более продолжительными. Это еще больше рассердило его, потому что если бы она находилась дома, то смогла бы лечь и отдохнуть.
Не спрашивая, она принесла ему кружку кофе и повернулась, собираясь уйти. Будто копируя вчерашний день, он вскинул руку и поймал ее. Риз почти почувствовал, как всеобщее внимание сомкнулось на них, словно притянутое магнитом.
– Тебя тошнило? – спросил он грубым голосом.
– Утром. Все прошло, когда Флорис накормила меня сухариками. Извини, у меня есть еще клиенты.
Он позволил ей уйти, потому что не хотел еще одной сцены, подобной вчерашней. Он потягивал кофе и наблюдал за ней, пока она двигалась среди клиентов, тут и там раздавая улыбки и поддразнивания, заставляя людей смеяться и вызывая на их лицах оживление. Это был ее талант, находить веселье в мелочах и приглашать других разделить его с ней, почти соблазняя. То же самое она делала с ним, понял Риз. Эти девять месяцев, проведенные вместе с ней, были самыми благодатными в его жизни, эмоционально и физически.
Он хотел вернуть ее. Он хотел наблюдать, как Маделин разгуливает по дому своей ленивой походкой и творит чудеса, казалось бы, совсем без усилий. Он хотел, чтобы она поддразнивала его, будила с какой-нибудь диковинной фразой и ожидала, что он подхватит игру. Он хотел подтянуть ее под себя, раздвинуть ноги и проникнуть в ее тело, заставить Маделин признать, что она все еще любит его и охотнее будет с ним, чем в любом другом месте.
Он не понимал, почему она не уехала в Нью-Йорк, почему доехала только до Крука и остановилась, зная, что он скоро найдет ее. Черт, убежать в Крук, означало не убежать вовсе, это было просто небольшим перемещением вдоль дороги.
Единственный ответ заключался в том, что она никогда не стремилась возвращаться в Нью-Йорк. Она не хотела в большой город; она хотела убежать только от него.
В голове Риза закружились воспоминания обо всем, что он высказал ей, и он едва не вздрогнул. Она тоже помнила каждое слово; она даже цитировала ему некоторые из них. Она говорила, что он пожалеет о сказанном, но он был слишком разъярен, чувствовал себя слишком обманутым, чтобы обратить на это внимание. Ему следовало помнить, что Мэдди давала так же много, как и получала.
Она легко могла уехать в Нью-Йорк; на ее счету было достаточно денег, чтобы она могла делать все, что захочет, а Роберт, несомненно, был бы рад ее возвращению. Итак, если она осталась, то только потому, что ей нравилось жить в Монтане. Даже вопрос мести мог быть так же легко разыгран из Нью-Йорка, как и из Крука, потому что наказанием ему было ее отсутствие в его доме. Пустота в нем сводила его с ума.
В конце концов, она вернулась с кофейником, чтобы снова наполнить его чашку, и спросила: