Справедливости ради он не ошибался.

— Сюда, — говорит Ваня, тихо постучав в дверь. — Советник ждёт тебя.

Я изучаю её лицо. Вампиры не бессмертны: мы стареем, как и любой другой вид, но… чёрт. Кажется, она ни на день не постарела с тех пор, как сопровождала меня на церемонию обмена Залогом. Семнадцать лет назад.

— Тебе что-то нужно?

— Нет, — я поворачиваюсь и тянусь к дверной ручке. Колеблюсь. — Он болен?

Ваню, похоже, это позабавило.

— Ты думаешь, он позвал бы тебя сюда из-за этого?

Я пожимаю плечами. Не могу придумать ни одной другой причины, по которой он захотел бы меня видеть.

— Для чего? Чтобы посочувствовать? Или найти утешение в любви своей дочери? Ты слишком долго находилась среди людей.

— Я думала больше о том, что ему нужна почка.

— Мы — вампиры, Мизери. Мы действуем ради блага большинства, или никак.

Она исчезает, прежде чем я успеваю закатить глаза или выдать ей то «пошла ты», которое собиралась сказать. Я вздыхаю, бросаю взгляд на охранников с каменными лицами, которых она оставила позади, а затем захожу в кабинет отца.

Первое, что я замечаю, — это две стены из окон, именно этого и добивался отец. Каждый человек, с которым я общалась, считает, что вампиры ненавидят свет и наслаждаются темнотой, но они сильно ошибаются. Солнце может быть для нас запретным, всегда токсичным и смертельным в больших количествах, но именно поэтому мы так его жаждем. Окна — это роскошь, потому что их нужно покрывать невероятно дорогими материалами, которые фильтруют всё, что может нам навредить. А окна такого размера — самые вычурные символы статуса, демонстрирующие династическую власть и неприличное богатство. А за ними…

Река, разделяющая город на Север и Юг — на нас и на них. Всего несколько сотен метров отделяли Логово от территории оборотней, но берег реки усеян наблюдательными вышками, контрольно-пропускными пунктами и сторожевыми постами, находящимися под строгим круглосуточным наблюдением. Существует только один мост, но доступ к нему строго контролируется с обеих сторон, и, насколько я знаю, ни одно транспортное средство не пересекало его задолго до моего рождения. За ним расположено несколько охранных зон оборотней и густая зелень дубового леса, который тянется на юг на многие мили.

Я всегда считала разумным то, что они не строят гражданские поселения рядом с одной из самых кровопролитных границ на Юго-Западе. Когда мы с Оуэном были детьми, до того как меня отослали, отец застал нас размышляющими о том, почему штаб-квартира вампиров расположена так близко к нашим самым смертоносным врагам. «Чтобы помнить, — объяснил он. — И чтобы напоминать».

Не знаю. Даже спустя двадцать лет мне это всё равно кажется довольно паршивым решением.

— Мизери, — отец заканчивает печатать на сенсорном мониторе и встаёт из своего роскошного стола из красного дерева. Он не улыбается, но и не холоден. — Рад снова видеть тебя здесь.

— Ну да, скажешь тоже. — Последние несколько лет были благосклонны к Генри Ларку. Я осматриваю его высокую фигуру, треугольное лицо и широко посаженные глаза, и понимаю, как сильно я на него похожа. Его светлые волосы немного тронуты сединой, но по-прежнему идеально зачёсаны назад. Я никогда не видела отца с другой причёской, как и не видела его менее безупречно одетым. Сегодня рукава его белой рубашки на пуговицах, возможно, и закатаны, но сделано это тщательно. Если он хочет, чтобы я подумала, будто это непринуждённая встреча, то у него ничего не вышло.

Именно поэтому, когда он указывает на кожаное кресло перед своим столом и говорит: «Садись», я решаю облокотиться на дверь.

— Ваня говорит, ты не умираешь, — я пытаюсь звучать грубо. К сожалению, кажется, я просто прозвучала любопытно.