Герцог остановил коней у первого же ручья, чтобы напоить животных, а затем они поскакали дальше.

Антония надеялась и молила Бога о том, чтобы они достигли Гавра до наступления ночи. Она ни за что не призналась бы герцогу в том, насколько она устала — все ее тело онемело, и она с трудом держалась в седле, которое с каждым часом казалось ей все более неудобным.

День тянулся бесконечно долго, но вскоре она узнала, что их путь близится к концу. Об этом сказал ей герцог, когда они остановились на короткий отдых. Антония не смогла заставить себя съесть даже крошки черствого хлеба, и Атол уговорил ее выпить последние капли вина.

— Осталось всего несколько часов пути, — ободряюще сказал он, передавая ей бутылку с остатками вина. — Как ты себя чувствуешь?

— Вы не слишком устали, Атол? — озабоченно спросила Антония.

— Я беспокоюсь не о себе, а о тебе, — ответил герцог.

— Забавно! — возразила она. — Ведь это вы у нас больной.

Она тут же поняла, что опять сказала что-то не так, услышав его резкий ответ.

— Я вовсе не больной, Антония, — заметил он; — А это путешествие крайне утомительно для любой женщины, даже для такой амазонки, как ты.

Он дразнил ее, и она была счастлива, потому что он был в хорошем настроении и, видимо, чувствовал себя неплохо.

Но время тянулось невыносимо медленно, и Антония уставала все больше и больше.

Лошади шли ровным шагом, но девушка едва не падала от усталости и хваталась за луку седла все чаще и чаще, когда думала, что герцог не смотрит в ее сторону.

«Я не могу подвести его в самый последний момент, — твердила она про себя. — Мы проскакали столько миль, и я не должна сдаться теперь, в самом конце пути. Это было бы ужасно!»

Но самый последний момент долгого путешествия все никак не наступал, а когда подковы коней наконец зацокали по булыжной мостовой Гавра, Антония подумала, что, даже если целый полк прусских солдат поджидает их впереди, она уже не в силах будет даже попытаться спастись.

Теперь она уже не скрывала того, что с трудом держится в седле, и обеими руками вцепилась в луку, чтобы не упасть. Она даже не заметила, когда герцог взял у нее из рук поводья и как они добрались до набережной.

Она только слышала, как он давал распоряжения, и почувствовала, как снял ее с лошади и помог усадить в шлюпку. Что было дальше — она не помнила.

— На самом деле не я, а он должен был первым лишиться сил, — прошептала Антония, и ей стало невыносимо стыдно из-за того, что она оказалась слишком слабой, да и стойкости духа ей тоже не хватило.

Она не знала, сколько времени спала и который теперь час, но не успела подняться, когда дверь тихо отворилась и кто-то осторожно заглянул в каюту.

— Я… уже не сплю, — сказала она, и голос у нее прозвучал неожиданно хрипло.

— Я так и подумал, ваша светлость. Тур вошел в каюту и раздвинул занавески на иллюминаторе.