– Да заткнись уже, чокнутая птица!

Уму непостижимо, как такая вроде небольшая птичка, может так громко кричать. Хотя я уже слышал, как кричат охотницы на пчел. Как я скучал по тому времени, когда у нас не было Жоржа! Мы все собирались на кухне, вели беседы, мирно общались, теперь же на кухню все приходили, чтобы быстренько поесть и скорей убежать. Эта маленькая птичка построила всю семью и не только людей, но и нас с Пухой. Вы не представляете, что делал этот недоделанный француз. Он научился голосом Татьяны Михайловны говорить:

– Сократ, иди кушать.

Я как, дурак, бегу сломя голову на кухню, забегаю, смотрю никого нет, подхожу к миске, там тоже пусто. Я сначала тоже не сразу сообразил, что это птичий прикол. А он, как заезженная пластинка, только поднимусь на второй этаж, опять зовет. Опять бегу вниз, я и не туда, что это он, а вдруг хозяйка зовёт. Вы же знаете, что надежда всегда живет в душе. Думаю, мало ли, может, Татьяна Михайловна пришла да поесть предлагает. Прибегаю, опять ничего нет. Со временем я, конечно, научился различать голоса хозяйки и Жоржа, будь он неладен и перестал реагировать на его крики. Но, сколько же пришлось побегать. Гонял он меня, как пацана. До сих пор вспоминаю и не могу простить ему этого. Попадись он мне, только перышки бы остались. А с Пухой, что вытворял! Собака спит, а он ей хозяйским голосом поёт:

– На границе тучи ходят хмуро!

Вы же помните, так хозяин пел иногда собаке, чтобы та шла на своё место на между кухней и прихожей. Она вскакивает и бежит, падает на место, видит, что хозяина нет, но команда ведь поступила, а ослушаться нельзя. Жорж дальше командует: лежать! Пуха лежит, ждет, когда команду отменят. А отменять никто не собирается. Или еще хуже, говорит Пухе голосом Татьяны Михайловны:

– Кушать будешь? Так хозяйка всегда спрашивает у Пухи перед тем, как покормить ее.

Та, услышав вопрос, вскакивает, начинает радостно кружиться по прихожей, предчувствуя обед. Но не тут-то было, трапеза отменяется. Пуха в недоумении снова ложится на пол и ждет. И так этот наглый птенец могла издеваться над нами целыми днями.

Самое ужасное было то, что накрывая клетку тряпкой, нельзя было надолго оставлять его в таком состоянии, поскольку попугай мог умереть от нехватки воздуха. Но в то же время, нельзя было открывать окна, поскольку эти птицы боятся сквозняков. Прямо не попугай, а какая-то капризная барышня. И откуда ты взялся на нашу голову?

Однажды Димка на кухне заявил:

– Я прочитал, что попугая нужно обязательно выпускать из клетки, чтобы он размялся, полетал. Может, выпустим его? – предположил парень и посмотрел на родителей.

– Выпустить-то можно! А как мы его потом обратно загоним в клетку? – спросила Татьяна Михайловна.

– В статье написано, что он сам залетит обратно, – сказал Димка.

Я тут же уши навострил, думаю, вот он – момент настал. Александр Петрович, посмотрев на Димку сказал:

– Давай так, тогда ты ответственный за него.

Димка подошел к клетке, отодвинул задвижку и говорит:

– Выходи, Жорж. Птица даже ухом не повела, продолжая сидеть в клетке. Димка просунул руку в клетку, взял попугая и вытащил его на свободу. Сел с ним за стол и разжал ладонь. Наглая птица запрыгала по столу, наступая на тарелки и приборы. Потом клюнула кусок хлеба, расправила крылья, взмахнула ими и взмыла под потолок. На лету стукнулась об люстру, та закачалась, птица уселась на нее и оттуда смотрела на всех нас. Потом вспорхнула и стала перелетать с предмета на предмет. Носилась под потолком, словно сумасшедшая. Я не успевал крутить головой вслед за ее движениями. Думал, голова оторвется на фиг. Потом попугай стремительно полетел вниз, опустился на Димкино плечо, видимо, он принял его за своего ближайшего друга, уселся и стал перебирать волосы парня. Димка рассмеялся:

–Ой, Жорж, щекотно, – парень крутил головой из стороны в сторону, как бы уклоняясь от щекотки. И вдруг выражения лица Димки резко изменилось, и он закричал:

– Блин, больно же, – парень схватился за мочку уха и стал ее растирать пальцами.

– Что случилось? – спросила Татьяна Михайловна.