– Что-то в духе Индианы Джонс. Тот искал ковчег завета, Грааль.

– Наш Вильям сразу устремился в направлении масонского храма. Предположительное время сооружения которого 80-е годы XVIII века. Следовательно, сокровище, интересующее этого джентльмена, во всяком случае, с тех самых пор на белый свет не появлялось. Не будем гадать, что это такое, попробуем проследить ход мыслей самого Смита и его друзей. У парня, наверняка, есть друзья, достаточно влиятельные и денежные.

– Масоны? – спросил Алексей.

– Всё зависит от того, что вкладывать в это понятие. Обычно обыватель при слове масоны сразу представляет некую могущественную мировую закулису, пытающуюся править в своих тайных собраниях судьбами человечества. – Дядя грустно усмехнулся. Он что то вспоминал, – Сам я коснулся этой темы вскоре после войны. Полмира было залито кровью и лежало в развалинах, а уже снова звучали слова о железном занавесе, пахло новой войной. За всем этим оскалом империализма, как нам говорили, стоят некие заправилы финансовых и промышленных структур. Мне так хотелось узнать, кто же всё-таки заваривает эту самую крутую кашу войны, которую потом так долго и тяжело расхлёбывают ни в чём не повинные люди. Я был молод и самонадеян. Тогда я и занялся историей масонства.

– Жалеешь об этом?

– Время, проведённое в архивах и библиотеках, я теперь считаю счастливейшим в своей жизни. Как приятно было после всей этой страшной военной суеты перенестись в прошлое. XVIII век, авантюристы, шпионы, короли. Когда-то вся эта романтика увлекла молодого преподавателя научного коммунизма. Как пение сладкоголосых сирен она увела его от классовой борьбы и чаяний пролетариев всех стран в загадочный мир тайных лож, древних наук и оккультных ритуалов. А потом исчезла, оставив лишь воспоминания.

Тогда по этим извилистым путям тайны медленно брёл отставной лейтенант фронтовой разведки. Передо моим мысленным взором проходили загадочный граф Сен-Жермен, блистательный авантюрист Калиостро, благородный просветитель Новиков. Во всей этой мешанине реальных и вымышленных титулов, легенд, намёков и сомнительных фактов действительно мог разобраться лишь опытный адепт научного коммунизма. Мой же прагматичный ум выделил только следующее.

Франк-масоны, именно так звучит полное название, переводится, как «вольные каменщики». Они и были некогда таковыми. В далёком средневековье, когда представители всех профессий объединялись в цехи, было такое объединение и у строителей. Но, в отличие от башмачников, кузнецов или булочников, они не были привязаны к какому-то конкретному городу. Каменное строительство было удовольствием очень дорогим, и заказчики жили в самых разных краях. Вот поэтому и стали каменщики вольными. То в одном городе поработают, то в другом. Образованному человеку в средневековье вполне было достаточно знать латынь, чтобы беспрепятственно общаться со своими собратьями в любой стране христианского мира. Цехи были не просто профсоюзами. Они следили и за квалификацией своих членов, посвящали учеников в подмастерья, подмастерьев в мастера. Там была строгая иерархия охрана профессиональных секретов. И была она вненациональна. Я бы даже сказал наднациональна.

Каменное строительство довольно сложный процесс. Здесь нужны архитекторы, требуется умение постичь свойства камня, кирпича, раствора, металлических конструкций. В цехах накапливали и сохраняли знания в области геометрии, физики, химии, многих прикладных дисциплин. Всё это тщательно скрывалось от чужаков, не посвящённых в таинства мастерства. Для этого широко применялись шифры, специальные термины.

Была у строительства и ещё одна специфическая сторона – взаимоотношение с заказчиком. Кто мог квалифицированно составить смету расходов по строительству того же католического собора? Только тот, кто хорошо разбирается в предмете. Вот и оказывались в руках цеха не только специфические технические вопросы, но и контроль за расходованием огромных денежных сумм. Нередко ведь строительство прекрасного собора в каком-нибудь городе съедало многолетние доходы целой провинции.

Так в составе цеха появились богатые люди, вхожие и в городские магистраты, и в королевские покои, и даже во дворец самого папы римского. Наверняка, международная структура цеха и его иммунитет по отношению к местным законам всегда был привлекателен для политиков, финансовых дельцов и просто авантюристов.

Мне всё это представлялось весьма простой схемой. Сооружается в каком-нибудь западноевропейском городе грандиозный собор. Для этого создаётся специальная строительная организация – ложа. Во главе её стоит мастер, в состав входят наиболее авторитетные представители местного общества, задачей которых является привлечение средств и контроль за их расходованием. Все эти люди, так или иначе посвящаются в секреты мастерства, и дают клятву об их неразглашении. Я обратил внимание на ещё одну пикантную подробность. Согласно специфике тогдашнего права человек, вступая в ложу, выходил из под прежней юрисдикции и подчинялся законам цеха вольных каменщиков. В средние века всё это было просто, понятно и естественно. Но времена менялись.

Феодальной раздробленности пришёл конец, и Европа сплотилась под скипетрами железных королей, не желающих ни с кем делиться властью. Наступила эпоха национальных государств со всеми её преимуществами и недостатками.

Теперь и речи не могло быть ни о каких законах, кроме государственных. Один за другим исчезали некогда могущественные рыцарские ордена, которые либо уничтожали, как тамплиеров, либо вытесняли на отдалённые островки, как госпитальеров. Не обошли новые веяния и вольных каменщиков. Их законы всё больше превращались в простые обычаи, технические секреты печатались в книгах массовыми тиражами, а таинствам профессии обучали в университетах.

Но, странное дело. Чем больше ложи оттесняли от их традиционного занятия – строительства, тем большее значение начала приобретать их некогда второстепенная составляющая – политическая. Резко меняется состав лож. Теперь это дворянство, знать и даже особы королевской крови. Новые хозяева жизни поняли, что международный характер масонства очень удобен для разного рода щекотливых дел. Вроде тайной дипломатии, заговоров и банального шпионства. Ложи привлекали и тех, кто по самому роду своих занятий не мог оставаться в рамках государственных границ – финансистов. Так в масонство пришли большие деньги и большие люди. Случилось это в XVIII веке.

За деятельностью той или иной ложи теперь с лёгкостью просматривался чей-то политический интерес. Всё столетие ознаменовалось непримиримым соперничеством Англии и Франции. В него вовлекались Испания, Россия, Австрия, Пруссия, Турция. В это же время расцветают ложи так называемого «шотландского» обряда. Ларчик открывается просто. Враги Англии использовали для ослабления противницы, представителей шотландской династии Стюартов, некогда изгнанной парламентом. У них было немало сторонников и это позволило даже спровоцировать гражданскую войну на острове. Неудивительно, что всякий враг Англии или её политики находил самый радушный приём в ложах шотландского обряда. Здесь перекрещивались интересы самых разных людей. Например, банкиров, выдавших громадные займы тому или иному правительству. То же можно сказать и о ложах других обрядов. Было их великое множество.

Не обходили вниманием и Россию. В 1762 году в Петербурге появился знаменитый граф Сен-Жермен. Тот, кто не увлекается историей тайных обществ, наверняка, помнит его по пушкинской «Пиковой даме». Именно он передал старухе секрет трёх карт. Не успела эта таинственная, во всех отношениях, личность приехать, как, вскоре, свергли и убили императора Петра III. Это оказалось весьма на руку Франции. А, спустя десять лет, когда Россия слишком сильно наступила на интересы этой державы, император чудесным образом воскрес в заволжских степях. Правда, говорят, это был всего лишь беглый донской казак Емельян Пугачёв.

В Европе за масонами числились дела и посерьёзнее. Им, в частности, приписывались и Великая Французская революция и создание Соединённых Штатов Америки. Что здесь правда, что вымысел понять трудно.

Российским масонам на этой всемирной ярмарке тщеславия отводилась второстепенная роль. Судя по всему, национальные особенности русского масонства мало отличались от национальных особенностей русской охоты, хотя некоторые, довольно исправно, занимались мистицизмом, просветительством или политическими интригами. Да и стали ли вольные каменщики, со временем, лишь простыми исполнителями воли сильных мира сего? Куда делись все те, кто некогда посвящал в звания архитекторов, судил и следил за сохранением цеховых тайн? А все эти Сен-Жермены, Калиостро и многие другие, появляющиеся ниоткуда и исчезающие в никуда. Реликвии, секретные архивы, всё это до сих пор так и не вынырнуло на свет Божий.