В пустыне женщины не покрывали себя. Они работали, а это трудно делать в чадре[4]. Когда бабушка пасла скот и готовила, она заворачивалась в длинную грубую ткань, goh, оставляя руки, шею и волосы открытыми. В те времена мужчины часто присутствовали при кормлении детей грудью. И если они и возбуждались при виде нескольких сантиметров обнаженной женской плоти, то никогда этого не показывали.

В Адене у мамы не было защитника – ни отца, ни брата. На улице мужчины пожирали ее глазами, приставали к ней. Поэтому, выходя из дома, она, как и арабские женщины, стала надевать длинное черное покрывало с узкой прорезью для глаз. Чадра защищала ее от мужского вожделения и спасала от брезгливости, которую вызывали в ней нескромные взгляды. Покрывало стало символом ее веры. Чтобы угодить Господу, нужно вести себя скромно, а Аша Артан хотела быть самой чистой, самой непорочной женщиной в городе.

Однажды дедушка Артан приехал в Аден и сказал матери, что у него попросили ее руки и он дал согласие. Маме было тогда восемнадцать лет; она не могла перечить отцу, поэтому промолчала. Молчание невесты – достойный ответ на предложение, означающий благородное согласие.

Так мама вышла замуж за человека по имени Ахмед, хотя невзлюбила его с первого взгляда: он был слишком низкорослым и темнокожим, к тому же курил, а для нее это было все равно что жевать кат. Ахмед принадлежал к клану Дарод, как и она сама, и к ее же субклану Харти. Только, в отличие от нее, он был не из кочевников Дхулбаханте, а из торговцев Версенгели, поэтому, несмотря на все его богатство, мама смотрела на него свысока.

Этот Версенгели перевез маму в Кувейт, где она стала хозяйкой большого дома с кафельным полом, водопроводом и электричеством. Первым делом мама уволила всех служанок: никто не мог содержать дом в такой чистоте, какой хотелось Аше Артан. Затем она принялась создавать образцовое хозяйство. Когда у нее родился мальчик, она назвала его Мухаммедом, в честь Пророка, – достойное имя для старшего сына.

А когда дедушка, к тому времени уже пожилой человек, умер, мама совершила нечто невообразимое: она сказала мужу, что хочет развода.

Конечно, по мусульманским законам она не могла уйти от него. Это допускалось только в двух случаях – если муж импотент или оставил жену без средств к существованию. Все члены ее клана в Кувейте говорили, что ее решение смешно. Ахмед богат и, хотя мог позволить себе нескольких жен, все же приходит каждую ночь к ней. Чего ей еще нужно? Если она разведется, то будет никому не нужна, ведь она уже не девственница. К тому же, убеждали они, пойдут разговоры о том, что она теперь не baari.

Женщина baari – словно благочестивая рабыня. Она почитает семью мужа и кормит ее без единого вопроса или упрека. Никогда не жалуется и ничего не просит. Сильна в том, что делает, но всегда склоняет голову. Если муж свиреп с ней, если бьет и насилует, если решит привести в дом еще одну жену, она лишь опускает глаза и скрывает слезы. И работает упорно, безупречно. Она преданная, приветливая, хорошо обученная трудовая лошадка. Вот что значит быть baari.

Если вы сомалийская женщина, то должны постоянно напоминать себе о том, что Господь справедливый и всеведущий наградит вас после смерти. Пока же все, кто знает о вашем терпении и стойкости, будут хвалить ваших родителей за то, что они воспитали такую прекрасную дочь. Ваши братья преисполнятся благодарности за то, что вы храните честь семьи. Они станут хвалиться перед знакомыми вашим героическим смирением. И возможно, когда-нибудь семья вашего мужа оценит вашу покорность, а муж отнесется к вам как к человеческому существу.

Если, стараясь быть baari, вы испытываете скорбь, унижение, усталость или чувство, что вас бесконечно используют, – скройте это. Если вам хочется любви и комфорта – молча молите Аллаха о том, чтобы ваш муж стал терпимее. В молитве ваша сила. Матери кочевников должны стремиться передать дочерям это умение, названное baari.

Долгие годы мама была идеальна. О ее целомудрии ходили легенды, хозяйство она вела безупречно. Отчасти это было у нее в крови: Аша Артан находила утешение в четких правилах и абсолютной уверенности в том, что, если будет вести себя смиренно, попадет в рай. Хотя, наверное, она боялась ослушаться отца и навлечь на себя его проклятие. Отцовское проклятие – самое страшное, что может случиться, это прямая дорога в ад.

Но после его смерти Аша Артан восстала против мужа, обрушив на него все презрение, которое копила в себе долгие годы. Она перестала разговаривать с ним. В конце концов муж решил дать ей развод. Судья клана в Кувейте разрешил ей оставить при себе сына на семь лет. Когда Мухаммеду исполнится десять, он переедет к отцу, а пока маме позволили воспитывать малыша одной.

Когда мама была маленькой, Сомали еще не существовало. Хотя все кланы говорили на одном языке, пусть и на разных диалектах, в основном они жили и воспринимали себя обособленно. Территория нынешней Республики Сомали была тогда поделена на две части между британцами и итальянцами. В 1960 году колонизаторы покинули страну, оставив после себя совершенно новое, независимое государство. Так родилась единая нация.

В Сомали были демократия, президент, флаг, армия, даже собственная валюта: светло-коричневые банкноты с красивыми изображениями домашних животных и людей, работающих в полях, – ничего общего с тем, что мама видела в своей жизни. Те, кто привык жить в деревнях, стали стекаться в столицу нового государства, которую колонизаторы назвали Могадишо. Им кружила голову идея создания единой нации, великой и могущественной. Столько прекрасных надежд затем обратилось в прах, сколько было распрей между кланами, коррупции и жестокости, захлестнувших Сомали, да и почти всю Африку. Но мама не знала, что ждало ее в будущем. Как и многие другие, она собрала пожитки: все, что муж подарил на свадьбу, – и вместе с сыном вернулась в Сомали, в Могадишо, где она никогда раньше не была.

Всю оставшуюся жизнь бабушка бранила маму за это решение. Могадишо стоял не на землях Дарод. И даже не на землях Исак. Он находился в глубине земель Хавийе – клана, к которому моя мать не принадлежала. Бабушка всегда говорила, что это, наверное, бывший муж проклял маму, вот почему она совершила такой безрассудный поступок. Или джинн вырвался на свободу от того, что мама открыто пренебрегла браком, устроенным ее отцом. Бабушка ненавидела дома из бетона, узкие улицы Могадишо, ей не хватало открытого пространства, горизонта – и чувства, что ее семья в безопасности, как это было на севере, в землях Дарод. Но мама вновь порвала с традициями предков. И вновь последовала за сводной сестрой Кхадиджей Артан, которая поселилась в Могадишо вместе с мужем.

Кхадиджа была яркой женщиной, такой же высокой и стройной, как моя мать, с аккуратными, чуть заостренными чертами лица, соколиным взором и властными манерами. Ее голос был сильным, а жесты изящными. Бабушка терпеть ее не могла. Кхадиджа была уверенной в себе, носила длинные платья европейского покроя, которые доходили до щиколоток и сидели по фигуре. Иногда на ней можно было увидеть традиционный деревенский goh или городской наряд dirha, но не из простого хлопка, а из самых изысканных тканей – шелка или шифона. И драпировала она их так, что другие женщины рядом с ней казались неуклюжими. Кхадиджа зачесывала волосы наверх и убирала под тюрбан. Она придерживалась современных взглядов, ратовала за независимость, увлекалась политикой и участвовала в ночных уличных дискуссиях.

Кхадиджа была замужем (и ее брак был удачным), но она не могла иметь детей. Горькая участь. Злые языки болтали, что это из-за того, что она ведьма. Бабушка бормотала, что это проклятие за непокорность и своенравие. Но если проклятие и существовало, Кхадидже удавалось его не замечать.

Она посоветовала маме купить участок земли напротив компании, занимавшейся грузоперевозками, которой владел старший сын ее мужа от предыдущей жены. Это было неподалеку, в новом районе, и теперь, когда Могадишо стал столицей, люди из клана Дарод стали потихоньку перебираться туда. В Ходене было заметно чище, чем в центре города, где элегантные старинные итальянские здания стояли на грязных людных улицах. Дороги в новом районе были немощеными, не во всех домах было электричество – у нас оно так и не появилось. Но мама купила участок. Она переехала к Кхадидже и стала планировать, как построит собственный дом.