То, что она увидела, оказалось настолько необычно, что девушка раскрыла рот от удивления. Скорей она могла ожидать, что с ней заговорит одна из лягушек.

Неподалеку от неё на стволе поваленного дерева сидела молодая девушка, ровесница Марыси или чуть младше. Стройная и гибкая, она была одета в странную рубаху без рукавов, намного короче, чем та, что была у Марыси. Вызывал недоумение и цвет одеяния — черного, словно монашья ряса.

Однако монашкой девушка явно не была и в её взгляде, устремленном на славянку не было ничего похожего на христианское смирение, лишь жадное любопытство. Тонкие черты лица выглядели, пожалуй, слишком волевыми для классической красоты, но все же они сильно выигрывали по сравнению с симпатичным, но простецким лицом Марыси. Большие темно-синие глаза смотрели уверенно, пожалуй, даже дерзко. В них угадывался острый ум и живость характера, но виднелось в них и что-то еще, непонятное. Густые черные волосы были коротко обрезаны, причем довольно неровно, как если бы кто-то в спешке кромсал шевелюру тупым ножом. Это, впрочем, не портило девушку, напротив придавая ей какую-то особую прелесть.

Незнакомке скоро надоело безмолвное разглядывание.

— Почему ты молчишь? — недоуменно спросила она. — Не стой столбом, скажи что нибудь.

— Здесь бродит одна здоровая зверюга, — сказала Марыся первое, что пришло ей на ум.

— И мы с тобой ей на один зуб.

— Она давно убежала, — небрежно отмахнулась девушка, как будто речь шла о чем-то маловажном. — Не думай о ней. Разве тебе не интересно кто я?

— Слава Богу, хоть не татарка, — ответила Марыся. Она немного успокоилась: незнакомка выглядела, хоть и странной, но не опасной. — Ты, наверное, черкешенка?

— Кто? — с неподдельным интересом спросила девушка. — О ком ты говоришь?

— О черкесах. Они там за Куман-рекою живут, — Марыся махнула рукой на юг. — Еще в горах, у моря. Смуглые, но не такие страшные как татары.

— Меоты? — пожала плечами незнакомка. — А Куман — Гипанис? Неважно! Я не меотка и не чер… как его? И не татарка, если ты называешь татарами этих варваров на лошадях.

— Они самые, — кивнула Марыся, — нехристи проклятые. Так, кто же ты?

— А ты угадай, — лукаво прищурилась девчонка.

Марыся еще раз внимательно оглядела собеседницу. Странная черная рубаха ни о чем не говорящая славянке. На указательном пальце кольцо или перстень с квадратной печаткой. На ногах никакой обуви, изящные лодыжки забрызганы грязью.

Грязь! Марья вдруг ясно поняла, что вся одежда девушки усыпана сырой землей, еще не подсохшей и поэтому мало заметной на черном одеянии. Грязь на руках и на ногах, комья земли, запутавшиеся в волосах. Марысе даже показалось, что она видит, как в одном из комьев извивается дождевой червяк.

Малость отошедшая от пережитых недавно волнений, Марыся вновь до смерти перепугалась неожиданно пришедшего в голову прозрения. Теперь она замечала все новые детали, ускользавшие от нее раньше. И слишком мелкие и острые зубы девушки и её очень бледную, почти белую кожу, словно никогда не видевшую солнца. И резким контрастом — алые губы на мертвенно-бледном лице. И запах! Легкий, ненавязчивый, но все же ясно распознаваемый смрад могилы!

Должно быть на лице у Марыси ясно отразился её ужас, потому что девушка спросила:

— Что-то не так?

Это было сказано самым участливым тоном, но он несколько не успокоил Марысю, потому что в глазах у черноволосой не было ни проблеска сочувствия. В них светилось все то же неизменное любопытство и какое-то игривое веселье.