— А ты молодец, Чапаев. Следишь за ходом мысли. Так вот, это касается лично тебя и твоего экспериментального отдела, мать его. Нет у вас больше ни воскресений, ни других выходных. Мне сказали, что тебя разместили где-то в подсобках возле спортзала? Вот там, на спортивных матах, и спать будете. Объявляю вам казарменное положение. Сроку вам — дв… три дня! Ну, а не справишься… Будем считать, что эксперимент не удался. А, Иван Макарович? — сверкнул глазами в сторону полковника Лядова полковник Воронин.

— Согласен с вами, Николай Петрович. Всё, что нужно вашему отделу для оперативного расследования этого дела, будет предоставлено незамедлительно. Надеюсь, мотивы понятны. Дело резонансное. Наше Управление сейчас не то что через лупу… через телескоп разглядывают. И дело тут не только в чести мундира, — багровея лицом, ответил полковник Лядов.

— Никто не имеет право покушаться на жизнь сотрудников полиции. Даже тогда, когда они не при исполнении. Хорошие ребята были, — понизив голос, произнёс полковник Глушко.

— Да ладно тебе, Витя, остальных хоронить. Двое-то живы. Дело передано старшему следователю по особо важным делам подполковнику юстиции Корниенко Виолетте Юрьевне. Вот тебе её телефоны. Что тебе для начала нужно, Чапаев? — спросил, поднимаясь со своего места, Воронов.

— Четыре стула, — негромко ответил я.

— Опять тебя не понял. Что-то не могу я пока привыкнуть к твоим выкрутасам, Чапаев, — возмущённо бросив на стол очки, психанул полковник.

— Пока прошу об элементарном, товарищ полковник. В кабинетах отдела нет ни одного стула, две электролампочки на три кабинета, ни одного листа бумаги, нет даже карты района. В кабинете на три компьютера, одна розетка в дальнем углу. На казарменное положение согласен, но тогда хоть старый электрочайник дайте, — перечислил я первое, что в голову пришло.

По лицам полковников я понял, что попал в десяточку. Глушко и Лядов достали телефоны и, отвернувшись, начали куда-то названивать. И только Воронин, нажав кнопку на селекторе, тихо, но зло сказал:

— Начальника АХО срочно ко мне. И передай, чтобы мыло и ёршик с собой прихватил, чёрт старый. Оборзел, француз!

Потом, повернувшись ко мне, уже с другим выражением лица спокойно сказал:

— Первый доклад от тебя в девять ноль-ноль, второй — в четырнадцать, третий — в девятнадцать. Если возникнут проблемы, звонишь круглосуточно. Чего стоим, удила жуём? По коням, Чапай!

Коротко сказав: «Есть!» — я побежал вниз, к своим.

Возле дверей наших кабинетов, откуда ни возьмись, уже суетился народ. Народ был из разных отделов и, как говорится, «от себя отрывали»: чайники, переноски, кофе в открытых пачках, светильники с треснувшими колбами, стаканы и кружки с отбитыми ручками. Даже тостер перегоревший зачем-то приволокли. Заодно знакомились, подкалывали друг друга, ставили на счётчик за долги по сахару. Как говорил мой друг Вася Крепченко, «У ментов на пенсии одна дорога — в цирк!» А из третьей комнаты выносили маты, гимнастических «козлов» и «коней», блины и грифы штанг, гантели и гири разного веса. Дрозд пытался вырвать из рук пожилого прапорщика огромный боксёрский мешок, а лейтенант Лядова волоком перетаскивала в свой кабинет фрагмент шведской стенки. Из наших помещений выносили старые «советские» столы и тумбочки с наотмашь нарисованными инвентарными номерами и заносили новые, современные. Принесли пять кресел на колёсиках и один почти кожаный, почти трон (для кого такая роскошь, было понятно). И всем этим руководил Женя Шароев, показывая, куда нести и как ставить. А на выходе чуть ли карманы не проверял, унижая недоверием прапорщиков и сержантов взвода обеспечения, старший лейтенант Дроздов. Наконец, под занавес пришёл начальник АХО подполковник Тарасенко и, умело руководя двумя прапорщиками, закончил дизайнерское оформление моего кабинета почти новым кожаным диванчиком. Ну и лично передал два «согласованных» портрета в скромных рамках. Через десять минут служивый народ разбежался по своим делам, а Ваня Дроздов, протерев рукавом своего кителя портрет президента, задумчиво спросил:

— Васильич, а куда Вовчиков будем приколачивать?

— Ваня! — стиснув зубы и закрыв глаза руками, простонала Лядова.

— Старший лейтенант Дроздов! — округлил глаза Шароев.

— Ах, оставьте, капитан…

— Дрозд! — покрутив пальцем у виска, замахнулся на коллегу я.

— Портрет Владимира Александровича Колокольцева приладим вот к этой стене, — громко крикнул капитан Шароев, — а Владимира Владимировича Путина — к этой. Здесь свет очень удачно падает.

Смеяться мы пошли в другую комнату. Там я своей команде и рассказал о первом нашем деле.