Ф. А. По моему мнению, фортепиано само по себе – целый оркестр. Очень многое можно высказать, показать с помощью фортепиано. Или даже аккордеона.
С. С. А ты сама не пробовала играть?
Ф. А. На фортепиано? Пробовала, но у меня не было таланта.
С. С. Продолжая вопросник
Ф. А. Это напоминает вопросы типа “Что бы вы взяли с собой на необитаемый остров?” Я бы… Я очень люблю Баха. Мне кажется, в любой жизненной ситуации – грустно человеку или весело – в Бахе есть что-то утоляющее и радость, и печаль.
С. С. Это невероятно, то, что ты сказала. Многие великие музыканты, в том числе Евгений Кисин или Гленн Гульд, считали и считают, что Бах написал всю музыку и, как бы она ни развивалась, всё начинается с Баха и к нему в итоге приходит.
Но давай продолжим разговор о музыкальном мире Фанни Ардан. Итак, в семнадцать лет ты отправилась в самостоятельную жизнь, перебралась в Париж. Что, кстати, слушали во Франции в то время?
Ф. А. Что мы тогда слушали? Продолжая традицию дедушки и бабушки, я слушала радио
Со временем я поняла, что больше всего меня привлекает традиционная музыка. Помню, один из первых дисков, которые я купила, была запись песен русских цыган. Это еще был винил! Я ставила эти диски все время, без конца, пока они не заигрывались окончательно!
Мне очень нравились инструменты Центральной Европы: дудук, гусли, все, что берет за душу. Я люблю слушать музыку за работой. Принимая ванну, валяясь в кровати, могу все время слушать одну и ту же мелодию. Когда появились компакт-диски, после окончания отрывка я все время нажимала клавишу “воспроизвести”, и так до бесконечности. Я, вообще, если влюбляюсь во что-то, то маниакально, и так во всем: если я что-то знаю, то знаю очень хорошо. Что касается современной музыки, я заигрывала с ней, мне хотелось понять, почему это все не вызывает у меня никаких эмоций.
С. С. Значит, современная симфоническая музыка тебя не волнует?
Ф. А. Да, видимо, оттого, что все резко изменилось во время Второй мировой войны и стало невозможно писать музыку просто для выражения чувств, надо было понять мир, надо было передать его так, как умеет передать его математика. И что-то исчезло: невинность, чистота, искренность… И поэтому одновременно с современной классической музыкой я слушала музыку мира. В моих пристрастиях уживалось всё: музыка высокогорных плато Албании и португальское фадо. В них мне открывалось то, что присуще душе и сердцу человека, который много страдал; и одновременно меня влекла другая музыка – Берлиоз.
Я очень любила русскую музыку, потому что русские композиторы были новаторами в области современной музыки, но при этом сохраняли сильный эмоциональный заряд. Страстно увлеклась Шостаковичем. Прочла многое о его жизни, потому что, слушая его музыку, я знала, чувствовала, что в ней содержатся тайные коды, что ее надо расшифровывать, что эта музыка обращена не только к сердцу, но затрагивает кучу других вещей.
С. С. Знаю, что ты также любишь Вагнера. Это же очень неоднозначная личность…
Ф. А. А я люблю неоднозначных людей. Мне нравятся люди, далекие от непогрешимости. Нравятся творческие люди, которые страдают. Я не люблю людей, которые идут по жизни, не отклоняясь от прямой линии. Одни достоинства, никаких недостатков – это ужасно скучно.
С. С. Фанни, а какая музыка сопровождает твою жизнь сегодня?
Ф. А. Меня всегда привлекала мрачная музыка, рисующая черным по черному, из-за которой человек чувствует себя еще более одиноким в горе, в боли, в любовном разочаровании, испытывает чувство брошенности, покинутости. Я обращалась к музыке, чтобы проверить, одна ли я такая. И оказывалось, что таких, как я, еще много. Я слышала это даже в Моцарте. Все говорят “божественный Моцарт”, а в нем есть столько щемящей боли! Или, например, Оффенбах: принято считать его веселым композитором, а мне от его музыки становилось грустно. И я всегда выбираю музыку с повторами, которая привязывается, преследует человека, как наваждение. Мне нравится арабская музыка, мне нравится, когда какая-то тема развивается до бесконечности. Так мог сочинять Гендель, Пёрселл, Вивальди или Бах… Я думаю, в наваждении, в обсессии мы оказываемся лицом к лицу с собой. Я всегда искала именно этого. Никогда не стремилась к музыке легкой! Ведь даже если вы поставите увертюру к опере “Дон Жуан” Моцарта, это музыка ликующая, жизнеутверждающая, но все-таки в Моцарте гораздо более энергии и азарта, чем милосердия.
С. С. Может ли музыка лечить от горя, от ран?
Ф. А. Вылечить кого-то – нет. Но может не дать человеку сойти с ума. Дать ему понять, что он не одинок, вот в этом сила искусства, не только музыки – живописи, литературы, поэзии. И тогда внезапно вся мука, которую мы храним в душе, оказывается разделенной, мы обнаруживаем, что мы не одиноки.
С. С. Еще один из любимых твоих композиторов – Малер. Почему?