— Да вот, есть у меня два знакомых чурбана, которые не в силах поговорить друг с другом, потому страдают каждый в одиночестве, — фыркнула она и прошла в мою комнату, оставляя мокрые следы.

Я, на всякий случай, заглянула в ванну, проверяя, не притаился ли там еще кто, и только после этого опустила канделябр и тоже вернулась в спальню.

— У Арка тоже в ванной в засаде сидишь? — уточнила, на всякий случай, отчего нереида замерла, удивленно округлив глаза, и искренне рассмеялась.

— Нет уж, с ним я вижусь, преимущественно, когда он приходит крушить скалы на одном небезызвестном берегу. Скоро уже ничего не оставит, — пожаловалась она.

Но на меня не подействовало. Я все еще ожидала, безусловно, увлекательного рассказа, суть которого — какого же ежика лысого нереида забыла в моей ванной?

— Зачем ты здесь?

— Слушай, может, помиритесь уже с Марком, а?

— Это он тебя прислал? — я удивленно приподняла бровь.

— Сама-то в это веришь? — и в меня кинули комком водорослей.

М-да. Ладно, действительно, глупый вопрос. Ни Арка не могу представить, подсылающего ко мне парламентера, ни королеву водного царства, находящуюся у кого-то на побегушках.

— Может, хватит уже корчить из себя гордых и неприступных, а после страдать наедине? Ты-то хоть молча слезы в подушку льешь, а он мне ландшафты там меняет. Поговорили бы уже, выяснили все, помирились, поженились, детишек наклепали и жили бы долго и счастливо.

От обрисованного нереидой будущего я даже закашлялась, скинув водоросли на пол.

— Мы не ссорились, чтобы мириться. Просто разошлись, как взрослые люди. Да и о какой женитьбе и детях может идти речь, если даже ни разу не было разговоров просто о том, кто и что чувствует? — выпалила я.

Неожиданно для себя вывалила на нее вообще все сомнения, которые бурлили внутри, — и по поводу демиургов, и ритуала, и «забавной бабочки-однодневки», и все прочее в этом же духе. Похоже, слишком долго все это зрело, а тут подвернулась возможность выговориться.

И чем больше говорила, тем больше распалялась, размахивая все тем же канделябром. Во время одного такого взмаха с него даже сорвался огарок свечи и метко пульнулся в нереиду, но она на миг пошла рябью и огарок пролетел сквозь нее. Я же неожиданно поняла, что после того, как высказалась, мне стало легче.

— Вот если ему реально плохо, неужели так сложно просто прийти и поговорить?! — выпалила я под конец, угрожающе наставив на Лиру канделябр.

С негромким чпоком вывалился еще один огарок и упал мне под ноги. Мы с нереидой задумчиво проследили за его полетом.

— Сложно. Ты рассуждаешь с позиции человека, который вырос в полной семье, имел кучу друзей и всеми был любим. Думаю, не ошибусь, если предположу, что и через предательство ты никогда не проходила. И близких не теряла. Разве нет? — заметила она проницательно.

Я неуверенно кивнула, не понимая, при чем тут это.

— А теперь представь. Марк жил в мире, где таких, как он, презирают просто по факту рождения. Полукровка никогда не сравнится с чистокровным демиургом, хотя бы потому, что лишен многих расовых особенностей. Тепла материнской любви недостаточно в случае, когда все прочее окружение против твоего существования. Старшая сестра — и та нередко устраивала с ним склоки, больше ревнуя к матери в силу возраста. Это научило его с самых пеленок огрызаться и искать подвох в каждой дружественной улыбке. Побег в мир матери стал для него именно тем, что нужно, чтобы поверить в себя, раскрыться полностью… И научиться хоть немного доверять. Но чем это закончилось — ты и сама знаешь… Я просто прошу тебя подумать еще раз, дать ему шанс на разговор. Ничего больше. Но поговорить по душам вам обоим не мешало бы. В конце концов, выскажи ему все, что ты сказала мне, — закончила Лира.