Раздевалка полнилась запахом разгоряченных тел. Круминьш подошел к Сэму, стянувшему футболку, и сказал:

— Я был неправ. Ты круто играл, изобретательно.

Бекханов напрягся, в упор посмотрел на прибалта и отчеканил:

— А ты думал, я дебил, да? Ну че, выкусил?

Круминьш почернел лицом, сжал челюсти, но ничего не сказал. Отвернулся и зашагал прочь. Похоже, Сэм обиду все-таки затаил, ведь подтрунивал Марк над ним долго, а извинился один раз. И рано или поздно будет взрыв.

В отличие от остальных, Димидко видел назревающий конфликт, и как Круминьш его погасил, остановил его, положив руку на плечо, и сказал:

— Спасибо.

— Ради общего блага, — сквозь зубы процедил Марк. — Ради команды.

Происшедшие меня чуть заземлило. Остальные же ничего не заметили, перешучивались, радовались.

— Только не зазнаваться! — скомандовал Сан Саныч. — Считайте, что просто так повезло. На самом деле игра была равна.

Никто и не зазнавался. Была простая и чистая радость. Мы смогли! И в собственных глазах, и в глазах всех, кто за нами следит, поднялись на ступеньку и закрепились на высоте рядом с легендами. Конечно, многих такой расклад будет раздражать, я на себе это ощутил, когда в сборную попал — поналезли тут, пошатнули основы основ! Но нам нет дел до других, пусть другие идут…

— Но счет — на табло, — улыбнулся я. — И он в нашу пользу.

— В самом деле, Саныч, ну дай порадоваться! — возмущенным тоном воскликнул Микроб, открывший один глаз.

Димидко махнул рукой с таким видом, словно в первый раз отпускал дочь-первокурсницу с ночевкой к парню.

— Хрен с вами! Радуйтесь. Но — не нажираться! У нас впереди «Динамо». Так что смотрите у меня!..

И тут дверь распахнулась, и в раздевалку, чуть прихрамывая, ввалился Матвеич, обнялся с бывшими динамовцами, пожал руки нам и прохрипел, сжимая кулак:

— Мужики, ну прям до слез! Порадовали так порадовали! — Он потер горло. — Охрип, вот.

Считав его желание, я отвернулся, поняв, что блеск в глазах Матвеича — не азарт, а с трудом сдерживаемые слезы. Сложно смотреть на матерого здорового мужика, готового расплакаться. Больше всего на свете ему хотелось на поле, к своей команде, чтобы хоть на минутку хлебнуть вкус победы, окунуться в превознесение фанатов и плыть на волнах их восторга. Он ощущал себя подстреленной птицей, тщетно бьющей крыльями при виде улетающей стаи.

Отметить фантастическую победу мы решили, как всегда, в «Чемпионе», вместе с Матвеичем. Левашов позвонил бармену, выслушал поздравления и зарезервировал бар на спецобслуживание на шесть вечера. Девушек решили не брать, из не членов команды пригласили только фотографа Романа и Рину.

Она была на стадионе и болела за нас, но, когда я позвонил, отказалась от приглашения, посчитав, что нам нужно оттянуться мужской компанией.