В жизни ещё никогда не видела столь шокирующей для глаз картинки. Как огромный верзила, точнее, настоящая машина смерти, грациозно склоняется на одно колено перед менее габаритным Инквизитором, целует тому подставленную то ли руку, то ли инсигнию на безымянном пальце. А потом просто поспешно покидает камеру через открытую им в сплошной до этого стене то ли дверь, то ли каменную отводную панель.

Внутрь тесной комнатушки лишь на очень короткое время врывается вспышка тусклого света, которая ненадолго выхватила фигуру Бошана кратковременным свечением, после чего резко оборвалась или была поглощена, будто огромным чудовищем, внутренней темнотой камеры. И как это я не заметила её предшественницу перед появлением Верховного?

— Ну что, Ванесса?.. Наверное, говорить о том, насколько я в тебе разочарован — не имеет какого-то особого смысла?

В этот раз мне не просто стало не по себе от вновь зазвучавшего голоса Эйлдара. Кажется, я прочувствовала его ледяные, буквально царапающие нотки не только на своей коже, но и изнутри в лёгких, а может даже и во всех внутренностях. Дышать снова стало крайне трудно, как, впрочем, и пытаться что-то сделать со своей стороны — вжаться плотнее в стену, сжаться самой в немощный комочек…

Насколько я уже успела понять и осознать за последние несколько минут после того, как меня привели в чувства, — пытаться кричать, звать на помощь или дёргаться-отбиваться — не то, что бессмысленно, а, скорее, слишком для меня чревато.

— З-зачем вы… это делаете со мной? Я же не… ничего…

Он специально стоит в двух ярдах от меня и не хочет приближаться, опасаясь, что я захочу обдать его своими феромонами? Тогда… как он собирается меня пытать? Или зачем он вообще сюда пришёл?

Правда легче мне от этого всё равно не становится. Страх всё тот же, особенно, когда приходится смотреть в его пугающее лицо, в попытке разглядеть в нём хоть что-то близкое к человеческому.

— Твоё ничего, Ванесса, оставило за тобой невероятно длинный след. Обычно за подобное “ничего” получают пожизненное изгнание в весьма отдалённые от нашей священной цивилизации места. И это ещё наименьшее, я бы даже сказал, самое смягчённое наказание из тех, на которые ты уже успела себе накопить только за один этот день.

Всё-таки я ошиблась. Бошан недолго простоял неподвижным истуканом передо мной. Сошёл с места где-то уже на второй фразе. Правда неспеша. Даже, скорее, крадучись, или специально растягивая время, а вместе с ним и мои шокированные нервы.

— П-пожалуйста… н-не… не надо… — как это ни странно, но в присутствии Верховного я сорвалась куда быстрее, чем при его более отвратительном цербере. Слёзы хлынули из глаз будто сами по себе, а дикий страх, похоже, уже пробрался прямо в кости.

— Что не надо, Ванесса? Хочешь сказать, что ты… ни в чём не виновата? И не заслужила вообще никакого наказания?

— Я не… не хотела вам тогда ничего делать! Это вышло случайно!

— Случайно? — приблизившийся ко мне палач осклабился, и мне совершенно не понравилась его хищная усмешка. — Судя по всему, комиссара Кобэма ты тоже случайно зачаровала? И вы с ним порезвились вначале на квартирке у твоей подружки, а потом уже и у него тоже случайно?

— Я-я… я вообще-то чародейка! Это моё естество и моя природа! Мне нужен секс, практически каждый день, даже несколько раз на день, иначе…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Иначе что? Начинаются ломки и срывы? Тянет залезть в штаны первому встречному или, если совсем невмоготу, зачаровать кого-то своими чародейскими штучками?

Он уже дошёл до меня и даже склонился надо мной, перекрыв собой полностью всё жалкое пространство окружающей нас камеры. И мне совсем… совсем не нравилось выражение его отмороженного лица, потому что оно очень отличалось от всех его предыдущих масок — бездушное, мертвенно холодное и цинично надменное. Наверное, такие лица бывают только у хладнокровных убийц, в момент совершаемых ими казней.

— Сейчас тебя тоже тянет на быстрый перепихон? Собиралась раскрутить на очередной трах собственного конвоира?

— Не правда! Не собиралась! Всё не так, как… вы говорите!

— Не так? А как же тогда?