– Его правда… Вот, ночуй хоть на улице, нельзя же ведь мешать им выспаться за свои три копейки. Им тоже силы нужны к утру…

— Неужели у вас никого нет в Петербурге знакомых?

— Никого. Я приехал, думал, найду место, буду лечиться, ну, а место найти не легко…Проел всё, что было, вот, видите, до чего, а места всё нет…

— Но неужели у вас, так-таки, на всем свете никого близкого нет?

— Мой отец любил меня до безумия, матери я не помню… С отцом у меня прошло золотое детство; он умер, оставив меня уже учителем, человеком обеспеченным. О, если бы он мог думать, что станет с его Петей. Отец, отец!

Он закрыл лицо руками, и по вздрагиванию плеч было видно, что он рыдает.

— Послушайте, пойдемте отсюда, я найду другой ночлег, здесь невозможно уснуть!

— Нет, всё равно, я привык; спать всё равно я не хочу…

— Ну, пойдемте хоть пройтись, здесь ужасно тяжело.

— Куда же теперь ночью ходить? Лучшие усните, вы здоровы, вам ничего…

Он, очевидно, не хотел продолжать разговор, мешая спать соседям. Утомление взяло верх, и я задремал. Ещё чуть стало светать, я проснулся. Учитель лежал, закинув назад голову, с закрытыми глазами. Его исхудалое лицо с выдававшимися скулами выглядело мёртвым. «В гроб краше кладут» — можно было сказать про него. Я не хотел уходить без него и стал дожидаться. Кажется, около шести часов поднялись хозяева (все спали в одежде) и стали бесцеремонно будить ночлежников.

— Ну, вы бароны, вставать пора.

— Послушайте, оставьте его, он только что успокоился и задремал, — указал я на учителя.

— Ты ещё чего тут разнежничался? И так дарма ночует вторую неделю, совсем пускать не стану, только другим покоя не даёт. Эй, барин, вставай, — толкнул учителя ногой хозяин.

Чахоточный широко открыл глаза и стал поспешно вставать, извиняясь.

— Пойдемте со мной, — сказал я ему.

Мы вышли. Утром была дивное. Солнышко пробивалось сквозь серые тучи, в воздухе веяло осенней прохладой, но было тепло и дышалось как-то легко.

— Я угощу вас чаем, и мы поговорим о вашей будущности.

— Пожалуйста, оставьте мою будущность в покое, а то я не пойду и чай пить.

— Да что вы так куражитесь, извините за выражение…