- Около двухсот рублей, точно сказать не могу...

- Солидно, солидно... Только заявления о пропаже необходимо подавать по месту пропажи. Где именно пропал ваш бумажник? - Полицейский глянул даже с каким-то участием.

- Откуда я знаю, где он пропал? В Варшаве был при мне, а в Августове уже не стало!

- Господин... Трошицинский, - помощник пристава чуть замялся, обращаясь к моему спутнику. - Имеете ли Вы подтвердить рассказ этого господина?

- Да, конечно. - Стас уверенно кивнул. - На вокзальной площади Борис Михайлович и обнаружил, что деньги и документы украдены.

- Пропали, господин Трошицинский. Пока у нас нет прямых доказательств покражи, приходится исходить из того, что бумажник пропал. Господин... э...

- Гележин.

- Да, господни Гележин мог его где-то оставить, например, в варшавской гостинице, либо в поезде, мог нечаянно обронить, сунуть между вещей...

- Не мог я сунуть! Я все вещи пересмотрел!

- Я рассматриваю различные варианты. Те-о-ре-тически - могли... Но даже если ваш бумажник и похитили...

- Что значит "если"?!

- Не переживайте вы так. Даже если и бумажник похитили, повторяю, - то, как подтверждает господин Трошицинский, пропажу оного Вы обнаружили сразу же по прибытии в наш город, верно?

- Верно.

- Прекрасно. Следовательно, пропажа произошла вне Августова. Следовательно, Вам следует подавать заявление о пропаже по принадлежности - в железнодорожное жандармское полицейское управление, для чего я советовал бы вернуться в Варшаву: всё равно бумага пойдёт сперва по инстанциям. Полиция же города к данному происшествию отношения не имеет.

Засим, господа, я вас не задерживаю...

С этими словами помощник пристава привстал, опираясь о крышку стола, давая понять, что разговор окончен.

Однако мы ещё вчера, обсуждая этот визит, предполагали, что одним из вариантов реакции на мою "легенду" станет желание полицейских отмазаться от "висяка" на подведомственной территории - тем более, что пропавший бумажник с деньгами и документами существовал лишь в нашем воображении и отыскать несуществующее не удалось бы и всей полиции мира вместе взятой - и "перекинуть стрелки" на своих "смежников". За время своей репортёрской работы в двадцать первом веке я не раз сталкивался с подобным. Так что теперь наступало время "второй части Марлезонского балета".

В разговор вновь вступил наш потомственный шляхтич:

- Павел Аполлинарьевич, конечно, господин Гележин последует Вашему совету. Но, простите, нельзя же до того момента ему быть без единого документа. Денег Борису Ивановичу я одолжить могу, поскольку знаю его много лет, а вот выписать паспорт, увы, не в моей власти... Это, прошу прощения, исключительно Ваша прерогатива...

Троцкий вновь расцвёл джеймсбондовской улыбкой во все тридцать два зуба. Нет, всё же зря он пошёл в Политехнический: ведь великий артист пропадает! С такой харизмой ему бы сиять на лучших европейских экранах!